французском языке.

У генерала Милорадовича Денис Давыдов и прочел с величайшим восторгом и 
радостью только что разосланный в войска знаменитый приказ Кутузова, который 
заканчивался простой, но исполненной такого великого и долгожданного смысла 
фразой:

«Война окончилась за полным истреблением неприятеля».




На полях Европы


Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее... Но не 
последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. 
Они жгли дома наши, ругались святынею... Будем великодушны, положим различие 
между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с 
обывателями покажут им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем,
 но ищем освободить от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые 
вооружились против России.

    Из приказа генерал-фельдмаршала Кутузова от 21 декабря 1812 г.

Свой отряд Давыдов нагнал уже за границей.

В соответствии с приказом из главной квартиры его казаки и гусары под 
водительством Степана Храповицкого ушли на ту сторону Немана, а сам он, 
неожиданно занедужив, позволил себе отлежаться пять дней в Гродно по настоянию 
личного лекаря генерала Милорадовича. Едва почуяв себя лучше, Денис вскочил в 
санки и помчался по морозцу следом за отрядом, который и догнал 18 декабря в 
Тикочине.

Здесь, видя на груди у своих офицеров по нескольку боевых наград, он наконец 
всерьез задумался и о собственных неуваженных заслугах. Как-то так получилось, 
что за все время действия своей поисковой партии Давыдов сносился 
непосредственно с Коновницыным и Кутузовым без посредников. Он хлопотал о 
подчиненных, а его представить к награждению было некому. Теперь же 
Отечественная война завершилась, начиналась новая кампания. Ничего не 
оставалось, как обратиться со своею заботой непосредственно к 
главнокомандующему.

Из Тикочина он без всяких околичностей написал Кутузову:

«Ваша светлость! Пока продолжалась Отечественная война, я считал за грех думать 
об ином чем, как об истреблении врагов Отечества. Ныне я за границей, то 
покорнейше прошу вашу светлость прислать мне Владимира 3-й степени и Георгия 
4-го класса».

Через четыре дня нарочный из главной квартиры привез пакет с обоими крестами и 
послание от Коновницына.

Давыдов был доволен. Особенно радовало то, что наградные бумаги его подписал 
только что прибывший к войскам из Петербурга государь, и на этот раз без 
всяческих проволочек.

Однако позднее от добрейшего Петра Петровича Коновницына он узнает, что царь, 
относящийся к поисковым отрядам с явным, нескрываемым предубеждением, не 
захотел поощрять партизанских подвигов Давыдова.

— А в действительных сражениях полковник Давыдов участвовал? — спросил он 
Коновницына.

— Неоднократно, ваше величество! Лишь из последних могу назвать славное его 
дело под Белыничами, где проявлены были сим командиром чрезвычайная храбрость и 
упорство; а как он Гродну занял, выдворив оттуда австрийцев в превосходящих 
силах!..

— Так надобно и отметить в наградных реляциях, — строго указал император. — 
Орденские знаки требуют порядка и всегда должны иметь подтверждение — за что 
даны...

Кстати, позднее от того же Петра Петровича Коновницына Денис узнает, что сам 
светлейший намеревался наградить первого армейского партизана куда достойнее: 
представить к генеральскому чину и ордену Святого Георгия 3-го класса, но 
реляции, уже подписанные Александром I, лишили его такой возможности. Видимо, 
несколько форсировав события, Денис совершил ошибку, о которой задним числом 
ему можно было лишь сожалеть.