татки. Они могли противостоять 
пиратскому флоту, но, когда их атаковали корабли Мори, один из них был взят на 
абордаж и перевернулся. Тем не менее эти тяжелые и тихоходные суда помогли 
разбить флот Мори, и тем самым их контрабандным перевозкам был положен конец. 
    В том же 1578 г. Нобунага получил еще одну хорошую новость. В возрасте 
сорока восьми лет умер Уэсуги Кэнсин. Он, очевидно, страдал геморроем и 
скончался через девять дней после апоплексического удара, который настиг его в 
уборной. Его кончина была для Нобунага настолько своевременной, что заподозрили 
убийство; пошли грязные слухи о причастности к его смерти ниндзя, но доказать 
ничего так и не удалось. 
    Тем временем со всех сторон велось наступление на Исияма Хонгандзи. Мори 
больше не имели возможности снабжать крепость продовольствием, и в 1580 г. ее 
защитники, сектанты Икко-икки, сдались. С падением Исияма Хонгандзи завершилась 
долгая история монахов-воителей. А два года спустя Иэясу принес Нобунага голову 
Такэда Кацуёри, которую тот осмотрел с величайшим удовольствием. 
    Нобунага мог теперь сконцентрировать все силы на борьбе с Мори. В течение 
пяти лет Хидэёси медленно, но верно добивался успеха в этой борьбе, в то время 
как для Акэти Мицухидэ кампания оказалась менее удачной. Кампания Хидэёси 
свелась к длинной череде осад, что требовало времени, но ему помогло 
предательство Укита Наоиэ, одного из союзников Мори. К апрелю 1582 г. Хидэёси 
продвинулся до Биттю и осадил замок Такамацу. Сперва он попытался подкупить 
коменданта, но неудачно, и тогда Хидэёси прибегнул к оригинальному инженерному 
решению. Замок Такамацу стоял на болотистой равнине, всего на несколько метров 
выше уровня моря. Хидэёси прорыл канаву около мили длиной и отвел воды реки 
Асимори, так что они превратили долину, где стоял замок, в озеро. По мере того 
как вода поднималась, замок становился прибежищем крыс и змей, а аркебузиры 
Хидэёси подвергали его непрерывному обстрелу. Дождь горячего свинца и 
подступающая снизу вода заставили коменданта срочно просить помощи у Мори 
Тэрумото, который вскоре явился в сопровождении «Двух Рек». Оказавшись лицом к 
лицу со всем кланом Мори, Хидэёси срочно потребовал подкрепления у Нобунага, 
который послал ему всех, кого только мог, под командованием Икэда, Хори, 
Такаяма и прочих и сам собирался вскоре последовать за ними. Иэясу в то время 
был в Сакаи, где наслаждался коротким отдыхом после кампании против Такэда, и 
Нобунага остался в Киото с отрядом не более сотни воинов вместо своей обычной 
охраны из 2 000 человек. 
    Акэти Мицухидэ, военачальник, который потерпел неудачу в кампании против 
Мори, был в то время в Киото. Он тоже получил приказ Нобунага двинуться на 
помощь Хидэёси. Дойдя до реки Кацура, он повернул войско назад, воскликнув: 
«Враг в Хоннодзи!» Хоннодзи называлась резиденция Нобунага в Киото, и до воинов 
Акэти сразу дошел смысл его слов. С дымящимися в серпентинах аркебуз фитилями 
они вошли в Киото на рассвете 21 июля 1582 г. и со всех сторон окружили 
Хоннодзи. С охраной быстро расправились, и мятежники проникли во двор. Нобунага 
только что встал. Он умывался, когда услышал снаружи шум. Неожиданно стрела 
ударила ему в ребро. Он вырвал ее, схватил первое попавшееся копье и защищался 
им до тех пор, пока пуля не раздробила ему левую руку. Как пишет отец Фруа, 
«тогда он отступил в комнаты и с трудом запер за собой дверь. Одни говорят, что 
он вспорол живот и покончил с собой по обычаю японских владык, другие 
утверждают, что он заживо сгорел в объятом пламенем дворце, который подожгли 
нападавшие. Так или иначе, тот, кто прежде заставлял трепетать других не то что 
словом, но даже именем своим, теперь обратился в прах и пепел». 
    Так погиб Ода Нобунага в возрасте сорока девяти лет, от руки 
посредственного военачальника, который воспользовался удачным стечением 
обстоятельств. Можно лишь гадать о мотивах Акэти Мицухидэ. Возможно, он имел 
преувеличенное мнение о своем поэтическом даровании при том, что его стихи не 
нравились Нобунага. Нобунага привлек внимание к его преждевременному облысению, 
прозвав «Плешивцем». Однажды, когда Нобунага был пьян, он зажал под мышкой 
голову Мицухидэ и стал отбивать на ней такт боевым веером. Эти оскорбления и 
зависть, возможно, и побудили Мицухидэ убить Нобунага. Есть, однако, подозрение,
 что отсутствие в тот момент Хидэёси и Иэясу было не просто совпадением. 
Никаких свидетельств в пользу заговора, правда, представлено не было, да никто 
их и не искал. 
    Трудно переоценить военные успехи Нобунага, однако надо признать, сколь 
многим он обязан таким людям, как Хидэёси и Иэясу. Нагасино, тем не менее, было 
его собственной победой, заслужившей ему репутацию, которой он бесспорно 
достоин. Уничтожение Энрякудзи – также дело его рук. Его манера сражаться была 
эффективной, но жестокой, а иногда – исключительно свирепой. Он не давал пощады 
никогда и никому. Его представление о победе сводилось исключительно к 
уничтожению врага. Время, конечно, было жестокое, но Нобунага жестокостью 
превзошел всех. 
    Веяния нового времени, уловленные Нобунага, отчетливо прослеживаются в 
строительстве замка Адзути. Теперь это крепость с постоянными жилыми 
помещениями, а не временное убежище, что очевидно демонстрирует тенденцию к 
превращению самураев в отдельное сословие. Когда грозила опасность, воины 
покидали поля и укрывались в замке, но поскольку крестьянину во время войны 
нечего было бояться, замок был нужен только для того, чтобы защищать господина 
и его воинов. Потому возникло различие между теми, кто был за стенами и кто 
оставался снаружи. Другими словами, теперь человек был либо воином, либо 
земледельцем, но не тем и другим одновременно. В какой-то степени и сам 
Нобунага способствовал развитию этой тенденции – он дисциплинировал своих 
асигару и ввел для них униформу, так что даже представители низших сословий 
превратились в воинов. Шло постепенное отчуждение самурая от земли, а 
земледельца – от меча, и возведение замка Адзути положило начало этому процессу.
 
    Храбрым, как сказано, счастье помогает. Ода Нобунага родился как раз в 
нужном месте и в нужное время. Есть какая-то ирония в