окомандующего был тогда назначен 
Минамото Ёриёси. Ёриёси и раньше участвовал в кампаниях против разных 
мятежников под началом своего отца, но именно присутствие в войске его старшего 
сына Ёсииэ, которому тогда было пятнадцать лет, прославило грозное имя Минамото 
на всю страну. 
    В 1057 г., после нескольких беспорядочных стычек, мятежный Абэ Ёритоки был 
убит шальной стрелой, однако его сын Садато продолжал борьбу. В конце 1057 г. 
Садато укрепился с 4 000 воинов под Кавасаки, где его атаковали Минамото, отец 
и сын, у которых было всего 1 800 воинов. Атака не удалась, и когда Минамото 
отступили, чтобы перегруппироваться, началась страшная снежная буря. Под 
прикрытием бурана Абэ Садато предпринял контратаку на Минамото. Те отступили с 
боями, и из всего их арьергарда в живых остались только Ёриёси, Ёсииэ и еще 
пять командиров. За проявленную им при отступлении храбрость Ёсииэ получил 
прозвище «Хатиман-таро» – «Первенец Хатимана, бога войны». 
    В 1062 г. Минамото, получив подкрепления от дружественного клана Киёвара, 
вернулись с 10 000 воинов. Абэ Садато отчаянно сопротивлялся, укрепив свои 
позиции у Куриягава частоколом. Это была страшная битва. Тринадцатилетние 
мальчики сражались вместе со стариками, и даже женщины вступили в сражение, 
которое продолжалось без перерыва два дня и две ночи. Наконец сказался 
численный перевес на стороне Минамото, и Садато сдался. Через несколько месяцев 
Ёсииэ вернулся в Киото с головой Садато. На протяжении всей истории самураев 
подобный трофей считался лучшим доказательством успешного выполнения задачи. 
Согласно легенде, сражаясь перед частоколом у Куриягава, Ёсииэ в трудную минуту 
обратился с молитвой к своему патрону Хатиману и обещал ему, что в случае 
победы он воздвигнет в честь него храм. Поэтому в 1063 г., когда Ёсииэ ехал в 
Киото с кровавыми трофеями войны, он остановился в Цуругаока, ныне части города 
Камакура рядом с Токио, и основал там храм Хатимана Цуругаока, храм чести и 
славы Минамото. 
    Старший Минамото – Ёриёси – умер в 1082 г., а год спустя Ёсииэ предпринял 
кампанию, получившую название Второй трехлетней войны. Киёвара, который был 
союзником Минамото во время Первой девятилетней войны, получил в награду 
высокий пост на северном Хонсю. Как и Абэ до него, он стал злоупотреблять своей 
властью, а его сын и внук извлекали выгоду из его злоупотреблений. Против них и 
выступил Ёсииэ. 
    Боевые действия во Второй трехлетней войне свелись в основном к затяжной 
осаде окруженной частоколом крепости Канэдзава, что позволило Ёсииэ применить 
на практике всю военную науку, которую преподал ему отец. На подступах к 
крепости Канэдзава Ёсииэ заметил стаю диких гусей, беспорядочно кружившихся над 
дальним лесом. Он сразу же понял, что там устроена засада. Самое примечательное 
в этом эпизоде то, что сведения о возможной связи между кружащимися птицами и 
засадой Ёсииэ почерпнул из древнего китайского трактата о военном искусстве. 
Вот свидетельство того, что представители нового военного сословия настолько 
серьезно относились к своей профессии, что изучали литературные произведения, 
которые за несколько поколений до них сочли бы крайне примитивными и грубыми. 
    Осада продолжалась; в братстве воинской жизни и в пламени войны закалялись 
самурайские доблесть, храбрость и верность. Осажденные отбивали приступ за 
приступом, и Ёсииэ снова и снова вдохновлял своих людей на подвиги. В своем 
лагере он отвел отдельные места для храбрецов и для трусов, и в конце каждого 
дня кампании каждому самураю указывалось место, которое он заслужил. Со 
временем проявился и тот самурайский фатализм, который вскоре стали считать 
одной из особых черт этих воинов. Один шестнадцатилетний самурай по имени 
Камакура Гонгоро Кагэмаса во время штурма был ранен стрелой в глаз. Он спокойно 
вырвал древко и застрелил врага, выпустившего стрелу. Когда наступило затишье, 
его товарищ-самурай попытался извлечь застрявший наконечник, но он так крепко 
засел, что тот смог выдернуть его, только наступив ногой на лицо Гонгоро. 
Гонгоро протестовал, говоря, что топтать ногами лицо самурая – оскорбление и 
что его товарищ заплатит жизнью за это. 
    Любопытным продолжением этой истории является то, что сто лет спустя один 
из потомков Гонгоро вспомнил и упомянул этот самый эпизод. Когда Кадзивара 
Кагэтоки, не менее славный самурай, вступил в бой в сражении при Ити-но-тани в 
1184 г., он, согласно «Хэйкэ моногатари», так объявил о себе врагу: «Я 
Кадзивара Кагэмаса Кагэтоки, в пятом поколении потомок Гонгоро Кагэмаса из 
Камакура, прославленный воин из восточной страны, и я один равен тысяче! В 
возрасте шестнадцати лет при осаде Сэмбуку Канэдзава в Дэва он был в авангарде 
Хатиман-таро Ёсииэ, и стрела пробила его шлем и вонзилась в левый глаз. Он не 
дрогнув вырвал эту стрелу, поразил насмерть ранившего его стрелка и прославился 
воин-ской доблестью в грядущих веках». Любопытно, что в этом пересказе враг 
убит уже той же самой стрелой, которая ранила Гонгоро. 
    Осада Канэдзава затянулась, и даже самураи Минамото стали просить Ёсииэ 
отступить. Он отказался и приказал им сжечь деревянные хижины, где они 
укрывались от холода, поскольку утром Канэдзава будет принадлежать им. В 
последней отчаянной атаке Минамото действительно одержали победу, и коллекция 
Ёсииэ пополнилась множеством голов. 
    К несчастью для Ёсииэ, императорское правительство еще до начала кампании 
отказало ему в просьбе официально наделить его полномочиями сёгуна. Поскольку 
он предпринял эту кампанию по собственной инициативе и на собственные средства, 
награды ему не полагалось. В гневе Ёсииэ швырнул головы в канаву и сам роздал 
награды своим самураям. Это было необходимо, ибо в те времена верность до самой 
смерти была крепко связана с материальной заинтересованностью. 
    Двор таким образом продемонстрировал твердый контроль над распределением 
военных полномочий. Если бы Ёсииэ рассматривался как военачальник, подавляющий