9 ранами успели отползти от покрытого кровью места казни и подозвали своих 
казаков, которые унесли спасшихся в станицу. Оба казака выздоровели; Карачинцев 
давал показание, Мосолов сражается у Царицына с большевиками. Спасся еще от 
неминуемой смерти казак Мартов, его схватили большевики в поле, и там избили 
прикладами и искололи штыками; один из красных ударил штыком лежавшего Нартова 
в лопатку, штык защемило так, что, поднимая ружье, поднял он и тело Нартова, 
чтобы высвободить штык, красноармеец ногой ударил в спину заколотого. Выжил 
Нартов, сутки пролежав в поле, и на утро самостоятельно дополз до своих 
огородов. 12 июня партию казаков в 16 человек привели к кладбищенской ограде, 
за оградою была вырыта для них могила; выстроили казаков, предварительно раздев 
их до рубашки и перекололи всех штыками, штыками же как вилами перебрасывали 
тела в могилу через ограду; были между брошенными и живые казаки, зарыли их 
землею заживо. Зарывали казненных казаки, которых выгоняли на работу оружием. 
Когда зарывали изрубленного шашками казака Седенко, он застонал и стал просить 
напиться, ему большевики предложили попить крови из свежих ран зарубленных с 
ним станичников. Всего казнено в Чамлыкской 183 казака, из них 71 казак 
подверглись особым истязаниям: им отрезали нос, уши, рубили ноги, руки. Трупы 
казненных по несколько дней оставались не зарытыми, свиньи и собаки 
растаскивали по полям казачье тело. 

В хуторе Хлебодаровском неизвестно за что был казнен учитель начальной школы 
Петров, зарубили его в поле шашками. 

В станице Ереминской 5 июня было арестовано 12 казаков; большевики вывели их в 
поле, дали по ним три залпа и ушли. Среди упавших оказались пять казаков живых, 
один из них Карташов имел силы переползти в пшеничное поле, вскоре к месту 
казни пришли большевики с железными лопатами и ими добивали еще живых казаков; 
свидетелю слышны были стоны добиваемых и треск раздробляемых черепов. На 
следующий день раненого Карташова нашли свои и отнесли скрытно домой. 
Большевики как узнали, что Карташев спасся, пришли к нему и хотели доколоть, но 
затем ограничились тем, что запретили фельдшеру под страхом смерти перевязывать 
раны казаку. 

В станице Лабинской расстрел казаков начался 7 июня; расстреляли ни в чем не 
повинных 50 казаков без суда и расследования. Расстреляли молодого офицера 
Пахомова и сестру его; когда мать пошла в станичное правление разыскать трупы 
убитых, ей ответили сначала грубостью, а затем застрелили и ее за то, что 
рыдала по сыну и дочери. В тот же день на глазах жены и дочери был убит бывший 
станичный атаман Алименьев; ударом шашки красноармеец снес черепную крышу, 
мозги выпали и разбились на куски по тротуару, вдова бросилась подбирать их, 
чтобы не дать схватить их собакам; отогнал вдову красный палач, закричал: "Не 
тронь, пусть собаки сожрут", просивших отдать тело для погребения дочерям 
казненного большевики ответили: "Собаке, собачья честь, на свалку его, будешь 
рассуждать так и тебя на штык посадим". 

8 июня был убит офицер Пулин. На просьбу отца и матери дать тело похоронить, 
ответ был тот же, что и Пахомовым. В то же утро был исколот штыками на улице 
казак Ефремов, умирающего нашли родственники; они взяли его домой. Вечером 
узнавшие о том большевики ворвались в дом и закололи страдальца штыком в горло. 


Руководил арестами и казнями горбатый злобный комиссар Данильян. 

В станице Вознесенской первые расстрелы казаков Хахаля и Рамахы имели место еще 
в феврале месяце, с этого времени казаки жили под постоянною угрозою смерти, на 
всякую казачью просьбу у командира большевистского отряда был один ответ: 
"Видишь, вот винтовка, она тебе и Бог, и царь, и милость". На митингах то и 
дело слышалось: устроить казакам Варфоломеевскую ночь, вырезать их до люльки, 
то есть до колыбельного возраста. До сентября, однако, больше казней не было. В 
конце этого месяца, когда большевикам пришлось уходить из станицы, угрозы стали 
осуществляться; в течение двух дней казнили 40 казаков стариков, молодые успели 
уйти партизанами в горы. Казнили казаков по одиночке, казнили партиями, кого 
расстреливали, кого штыками закалывали, кого шашками изрубливали. Местом казни 
был выгон станичный, там у вырытых могил ставили обречённых на смерть и 
красноармейцы рубили им головы, сбрасывая тела в могилу. Падали в могилу живые 
казаки, их засыпали землею вместе с трупами. Казнили в поле у дороги старика 
священника отца Алексея Тевлева, убил его из пулемета большевик Сахно, а 
товарищ палач красноармеец по прозвищу Дурнопьян разбил прикладом упавшему 
пастырю висок. Тело бросили, не зарыли, три дня оно лежало в одной сорочке на 
поле у дороги, собаки выгрызли уже бок, когда, по настоянию вознесенских женщин,
 бросили большевики тело убитого отца Алексея в общую могилу казненных. Казня 
священника большевики говорили: "Ты нам глаза конским хвостом замазывал, теперь 
мы прозрели, увидели обман, будешь казнен, не надо нам попов". Отец Алексей 
молча стоял перед палачами своими и только перекрестился, когда навели пулемет 
на него. Перед тем, чтобы зарыть тело казненного священника большевик какой-то 
конный пробовал истоптать его конскими копытами, да конь не шел на труп или же 
перепрыгивал его. 

Убиты еще были в погребе арестованные офицер Числов из револьвера и казак 
Малинкин ружейными прикладами. Тело офицера вывезли за станицу и бросили в