обыкновению, шел молча.

— Да ничего особенного, — ответил Ушаков. — «Когда звезда Сириус восходит и 
заходит в одно время с солнцем на петербургском горизонте и в какой широте 
восходит вместе со звездою Капеллою?»

— Вот это вопросец!

— Феде такой и надо: он у нас крепкий! — хлопнул его по плечу Нерон Веленбаков.

Ушаков только улыбнулся.

— Братцы, а как Нерону-то нашему нонче досталось, — рассмеялся Голенкин. — У 
него, бедного, даже парик на ухо съехал.

— А что?

— Определить широту места.

— Что же в этом трудного?

— Да ведь находить-то ее надо по меридиональной высоте солнца, измерять 
квадрантом, а он — ни в зуб!

— Как же ты, Нероша, втянулся в гавань?

— Он не сробел. Я, говорит, в шести кампаниях на море служил. Тем только и 
спасся.

— Веленбаков — молодец: находчив. Расскажи, Нерон, как ты приставал на шлюпке к 
кораблю «Тверь», — напомнил Пустошкин.

— Да-а, было дело! — самодовольно улыбаясь, почесал затылок Нерон.

— А что? Расскажи, Нерон! — тормошили его со всех сторон.

— Собственно, не о чем рассказывать. Я пошел в первое плавание. Конечно, ничего 
еще не знал. В Архангельске отправляет меня капитан-лейтенант на шлюпке и 
говорит: «Подойди, говорит, к „Твери“, вахтенный передаст тебе пакет». А где 
она, эта «Тверь», черт знает. На рейде судов — пропасть. Я гляжу как баран на 
новые ворота. Капитан-лейтенант смекнул, что я не найду, и решил растолковать: 
«Да вот тот корабль, у которого спущенные бом-брам-стеньги». А я и этого — ни в 
зуб…

— Ах ты Нерон!

— И что же дальше?

— Отвалил я и спокойно говорю гребцам: «Давай, ребята, к тому кораблю, что со 
спущенными бом-брам-стеньгами!» Думаю: они-то уж наверняка знают! И не ошибся… 
В каждом деле главное — не робеть!

— А как сегодня Курганов показывает тебе карты и спрашивает: «Которая 
дередюксион?» А ты ему тянешь меркаторскую! — засмеялся Голенкин.

— Ну и что ж? Курганов мне: «Это не та!» А я: «Простите, мол, Николай 
Гаврилович, ошибся: действительно не та». Только и всего!

— И сколько же он тебе поставил? Поди, «необстоятельно»?

— Нет, «малопорядочно». А мне и хватит!

— Ах ты Нерон — не тронь! — потешались товарищи.

Веленбаков не обижался — смеялся вместе со всеми.

— Э, к черту! Как ни отвечал, а уже — мичман! — махнул он рукой. — Кончились 
навсегда эти противные генеалогия, риторика, геральдика и прочие шляхетские 
науки! Завтра — белый мундир. Каково-то сшили? Вроде тесноват в плечах 
оказывался. Зато нижняя амуниция — как следует: чулки шелковые и на ботинках 
пряжки чистого серебра. А у тебя, Федя, — обратился он к Ушакову, — всё будут 
те же выростковой кожи сапоги?

— У его отца всего девятнадцать душ, не то, что у тебя, — ответил за друга 
такой же мелкопоместный, небогатый Паша Пустошкин.

— Это верно: у меня одного больше крепостных, чем у вас обоих!

— Значит, завтра производство. Придется явиться и благодарить по начальству?