— Мамочка, если б не Федя, я бы, наверное, погибла! — кричала из комнаты 
Любушка, побежавшая переодеваться.

— Феденька, сыночек мой, а ты как? — наконец обратила внимание на Ушакова Марья 
Никитишна.

— Ничего. В порядке. Только вот шляпу унесло…

— Какую? Твою? Форменную? С золотым галуном? Так ведь она, я чай, рублев пять 
стоит!

— Пустяки! Одна голова навек! — улыбаясь, говорил мичман Ушаков.




XI


Производство в лейтенанты пришло летом — тридцатого июля. Одновременно с этим 
Ушакова назначили командиром только что построенного в Таврове прама № 5.

Федор Ушаков впервые получил в команду самостоятельное военное судно. Правда, 
это был не фрегат и даже не бриг, а всего лишь малоподвижный, плоскодонный прам,
 у которого нос и корма ничем не отличались друг от друга. Но и прам со своими 
двадцатью двумя пушками большого калибра в нижнем деке и столькими же меньшими 
на открытой верхней палубе все-таки представлял определенную военную силу.

Прам через два дня должен был уйти к устью Дона, защищать его с моря.

Узнав обо всем этом, Федя тотчас побежал к Ермаковым поделиться своими 
новостями.

Любушка сидела с вязаньем в палисаднике. Она издалека увидала Федю и по его 
взволнованному, сияющему лицу поняла все.

— Лейтенант! Лейтенант! — по-детски прыгала она, хлопая в ладоши.

Из дому на ее крик вышла навстречу лейтенанту Марья Никитишна. Она уже на ходу 
вытирала фартуком губы, собираясь приветствовать Федю.

Сегодня Федя был оживленным и веселым, как никогда. Он даже прочел шутливую оду 
на день производства в лейтенанты. Эти вирши сочинил на Балтийском флоте 
какой-то безвестный пиит, и их переписывали и затверживали наизусть все 
мичманы:

		Как держит небеса плечами.
		Упершись в адско дно, Атлант,
		О! Флотские, так между вами
		Велик и мощен лейтенант!
		О день! О дух мой восхищенный.
		Ты, лейтенантом воскрыленный,
		Пари, взносись до облаков!
		Се мысленно уж там летаю,
		Как орл: взор долу устремляю
		И зрю несчастных мичманов!

Когда сели обедать, Марья Никитишна вынула из шкапика штоф с водкой, настоянной 
на каких-то целебных травах.

Пили за лейтенанта.

— Второй раз в жизни пью, — признался Федя.

— А в третий раз когда будем? — толкнула его локтем Любушка.

— Скоро. Когда же повенчаемся?

— Неизвестно, где и как устроишься, Феденька. Раньше поезжай, узнай, а после 
приедешь.

Федя насупился.

— Не бойся, я тебя обожду!

— Наживетесь еще вместе! Успеете надоесть друг другу. Вся жизнь впереди! — 
уговаривала Марья Никитишна.

Ушаков задумался. Было больно, было досадно, что на какой-то срок вновь 
откладывается то, о чем он мечтал эти месяцы. Но, здраво рассуждая, Марья