В Адмиралтейств-коллегии Ушакову подтвердили, что он тоже назначен в Азовскую 
экспедицию, под начальство вице-адмирала Алексея Наумовича Сенявина, и должен 
отправляться в Воронеж завтра поутру.

Погода стояла отвратительная — моросил дождь, и Ушаков пошел из 
Адмиралтейств-коллегий прямо на квартиру.

Пустошкина и Веленбакова дома не оказалось.

Сегодня целый день у Феди не выходила из головы эта милая, улыбчивая девушка.

В тамбовском детстве у Феди все друзья-приятели были мальчишки. За шесть лет 
учения в Петербурге Ушаков не свел знакомства ни с одной девушкой, и в корпусе 
его за это прозвали схимником. А тут, первый раз в жизни, он говорил с девушкой,
 которая, оказывается, помнит его и даже видит во сне. От всего этого сладко 
закружилась голова.

«Пойду-ка я за письмом, пока нет этих пересмешников», — вдруг подумал Федя и 
поскорее шмыгнул из дому.

На крыльце он оглянулся — не смотрит ли кто, но Двенадцатая линия была пуста.

Только с Десятой, где был кабак, брели через пустыри два подгулявших матроса, и 
один из них куражился и орал:

		Из-за Волги кума
		В решете приплыла,
		Веретенами гребла,
		Юбкой парусила…

Ушаков быстро перешел улицу к домику с березой. Уже постучав в дверь, он 
вспомнил, что не знает ни имени, ни фамилии девушки.

Открыла высокая пожилая женщина, которую Федя видел в тот раз на пожаре.

«Верно, ее тетушка!»

— Вы за письмом? — спросила она.

— Точно так! — пересохшим от волнения, глухим голосом ответил Ушаков.

Он несколько похрабрел — такое начало было ему на руку: выходит, что Федя 
пришел по делу, а не вроде кавалера. Он хуже всего боялся, чтобы так не 
подумали о нем.

— Пожалуйте, пожалуйте! — ввела его тетушка в небольшую, скромно обставленную, 
но чистую комнату. — Садитесь. Любушка сейчас придет — она пошла в сарай за 
дровами.

«Ага, значит, ее зовут Любушкой», — приметил Ушаков.

— Непоседа-девчонка, егоза. Собиралась побыть у меня до весны, а вчера вдруг 
услыхала, что моряки отправляются в Воронеж, загорелась: поеду и я домой! 
Побежала узнавать, кто едет. Другая бы постеснялась говорить с незнакомыми, а 
этой — нипочем. Она с любым человеком запросто говорит. Я вон старая, а так не 
могу. Это она в отца пошла такая простая да ласковая. Тот, бывало, с первым 
встречным говорит, будто десять лет его знает. А письмо-то у Любушки еще не 
готово, — улыбаясь, закончила вполголоса тетушка.

В это время в соседней комнате послышался стук брошенных на пол дров.

— Любушка, пришли за письмом, — сказала тетушка, входя к ней в комнату.

В дверь просунулась голова со вздернутым носиком и быстрыми голубыми глазами.

— А-а, это вы? Я сейчас! — весело и просто сказала она и скрылась.

Федя сидел красный: все-таки он не мог побороть смущения, — как это он будет 
сидеть один с девушкой, словно жених или кавалер.

Через минуту в комнату впорхнула Любушка:

— Здравствуйте! Как вас величать?

— Федор Федорович Ушаков.

— Здравствуйте, Федор Федорович! Молодец, что пришли! А вот письмо-то у меня 
еще не готово… И я не знаю, может, и не буду его вовсе писать… — улыбаясь, 
сказала она и взглянула на Ушакова.