требовали гораздо более эффективных методов поражения врага, чем стрельба. В 
условиях тогдашней техники огонь вообще был мало действителен: огневых средств 
было мало, прицельность была неудовлетворительной, прицельная дальнобойность 
небольшая (ружья – на 80 шагов, пушки– до 300 сажен), боезапас невелик (около 
50 пуль на стрелка) и т. д. Посредством стрельбы можно было заставить 
противника отступить, но не обратить его в беспорядочное бегство. А Суворов 
стремился именно к этому.

К тому же, если русская артиллерия стояла на высоком уровне, то находившиеся на 
вооружении в русской армии ружья, не имевшие нарезов, уступали, например, 
прусским. Рассчитывать же на то, что правительство проведет в близком времени 
перевооружение войск, было трудно.

Третья причина состояла в том, что Суворов с прозорливостью гения учитывал 
национальные особенности русского солдата, делавшие его лучшим в мире 
выполнителем штыкового удара – этого труднейшего вида боя, требующего 
максимальной силы, храбрости и крепости нервов.

Далее, Суворов учитывал, что в западноевропейских армиях не изучают техники 
штыкового боя, и, следовательно, обучив этой технике своих солдат, он даст им 
дополнительное крупное преимущество перед всеми прочими.

По всем этим причинам он и придал такое значение штыковому удару.

Было бы, однако, глубокой ошибкой думать, что Суворов недооценивал значение 
огня.

Известны его крылатые высказывания: «пехотные огни открывают победу», или 
«надлежит соблюдать всюду крестные (перекрестные. – К. О.) огни». На заре своей 
полководческой деятельности, в приказе, отданном в июне 1770 года, Суворов 
требовал: «в деле… хотя бы весьма скоро заряжать, но скоро стрелять отнюдь не 
надлежит, а верно целить, в лутчих стрелять, что называетца в утку, и пули 
напрасно не терять».

В результате усиленного и систематического обучения, суворовские солдаты 
становились меткими стрелками. «У нас пропадает тридцатая пуля», – с гордостью 
говорил Суворов (то-есть из 30 выпущенных пуль только одна не попадает в цель). 
С целью сделать огневую подготовку наиболее эффективной Суворов выделял особые 
стрелковые команды, проходившие усиленный курс обучения стрельбе. Эти команды 
комплектовались из егерей. Егеря – стреляют, гренадеры и мушкетеры – «рвут на 
штыках», – таково было установленное Суворовым распределение ролей; разумеется, 
это не исключало того, что в случае надобности все роды войск привлекались к 
исполнению той или другой функции.

Суздальскому полку пришлось пройти самую усиленную походную тренировку. Суворов 
заставлял его совершать переходы по 40–50 верст в день, в зной и мороз, по 
непролазной грязи, переходя вброд, а то и вплавь встречавшиеся реки. При этом 
по пути производились боевые ученья; для этого командир умел использовать 
всякий предлог. Много шума наделал случай, когда Суворов, проходя во время 
учебного похода мимо монастыря, приказал полку взять его штурмом. Суворову 
грозили крупные неприятности, но благодаря вмешательству Екатерины дело было 
замято.

Хотя в подчинении у Суворова был только пехотный полк, он не упускал из виду и 
другие роды оружия. Через несколько лет, получив под свое начало отряд из всех 
родов оружия, он обратился к нему с целой серией наставлений, начиная с 
указаний, как действовать палашами, и кончая советом при карьере[19 - Карьер – 
наибольшая скорость движения лошади.] приподниматься на стременах и нагибаться 
на конскую шею.

Много усилий приложил Суворов к тому, чтобы подготовить свой полк не только для 
дневных, но и для ночных действий. В ночном бою смелость и внезапность 
нападения приобретают особенно большое значение; действие огня здесь минимально.
 Поэтому Суворов не мог не тяготеть к ночным операциям.

Суворова иногда обвиняли в том, что он чрезмерно изнурял людей.

Он не отрицал трудностей своей системы, но категорически настаивал на том, что 
они окупаются стократ; «тяжко в ученьи – легко в походе», повторял он. 
Трудность маневренного ученья создавала, по его убеждению, «на себя надежность 
– основание храбрости».

Что же касается «изнурения», то не учитывали того обстоятельства, что наряду с 
утомительными упражнениями Суворов проявлял большую заботу о здоровье солдат. 
Со свойственной ему простотой и желанием во все вникнуть, он лично учил солдат 
чистоте и соблюдению правил гигиены. «И был человек здоров и бодр, – писал он,
 – знают офицеры, что я сам то делать не стыдился… Суворов был майор, и 
адъютант, до ефрейтора; сам везде видел, каждого выучить мог».

Суворов часто с удовлетворением говорил о себе, что учи показом, а не рассказом.