Казалось, им никогда не надоест осматривать пригороды, заглядывать на каждую 
улицу с тенистыми поместьями богачей и в каждый переулок, где жили низшие 
классы. Не привыкший к длительным поездкам верхом, Иаков уже начал испытывать 
физические страдания, когда арамейцы добрались до финиковой плантации и пустили 
лошадей галопом по вечерней прохладе. Они принялись говорить между собой на 
непонятном ему языке. Трясясь за ними на муле, Иаков напряг слух и с волнением 
понял, что это был их родной язык, хотя и по-арамейски они говорили так же 
бегло. И тогда он смог ответить на мучивший его вопрос: эти двое действительно 
были шпионами из далекой страны, но не из Египта. Он решил их проводить до 
места, где они остановились, а затем сообщить эту информацию на ближайшем посту 
полиции Римута. В первый раз он заметил, как легко они скакали, вдев ноги в 
мягкой обуви в кожаные стремена, свободно покачиваясь в такт бегу своих лошадей.


Они свернули в рощицу финиковых пальм, казалось ничем не отличавшуюся от тысяч 
других. В тени дожидались двенадцать взнузданных лошадей, таких же гладких и 
норовистых, как скакуны мнимых арамейцев. С постеленных на земле одеял 
поднялось четверо; у каждого был лук в чехле и колчан со стрелами, 
притороченные к поясу, лица скрывались под капюшонами. Пятый, седовласый 
мужчина, медленно выдвинулся вперед, чтобы схватить стремя у оруженосца, 
отдавшего резкую команду. Разом все лучники скатали одеяла и привязали к седлам.
 Оба экскурсанта спешились, и оруженосец передал свое оружие старому конюху.

— Видишь, у нас есть хорошие лошади, — заметил он Иакову, — но не думаю, чтобы 
ты смог их купить.

Внезапно Иаков Эгиби похолодел от страха. Он почувствовал себя одиноким и 
беспомощным, когда понял, что столкнулся с вооруженными врагами, должно быть 
мидянами или персами. Возможно, к стенами Вавилона они подъехали как торговцы 
лошадьми, но теперь им не нужно было его обманывать. В этих условиях Иаков 
посчитал, что у него есть лишь один шанс из десяти уйти живым из их убежища. Не 
сомневаясь в этом, он мужественно смотрел в лицо переодетому вождю, тяжело дыша 
от непривычной скачки.

— Действительно, у тебя замечательно красивые животные, — невозмутимо ответил 
он, — и есть запасная лошадь для каждого всадника.

Переодетый слуга весело рассмеялся. Несомненно, все остальные смотрели на него 
как на вождя и молчали в его присутствии. Иаков сделал вывод, что его ранг 
очень высок.

— Вавилонянин, твоя мать родила не глупца, — заметил мнимый слуга. — С 
сегодняшнего дня я у тебя в большом долгу, ведь ты показал мне путь, которым я 
могу войти в твой город. — Он вскинул руки, рассмеявшись, словно от шутки. — 
Когда я приду в Вавилон, ты сможешь попросить что угодно для своей семьи и 
племени. Я удовлетворю твою просьбу.

С этими словами он вскочил на спину свежей лошади, а все остальные пристроились 
за ним и выехали из рощи. Они быстро исчезли в сумерках, но Иаков какое-то 
время слышал стук копыт по дороге, удалявшийся в сторону востока.

Дав отдохнуть мулу и сам переведя дух, Иаков задумался о словах этого 
военачальника, наверняка из персов: «.., путь, которым я могу войти в твой 
город». Они всего лишь объехали вокруг большей части десятимильной стены, не 
имевшей другого входа, кроме бронзовых охраняемых ворот.

Наутро Иаков не стал искать в Эсагиле инспектора Римута. Появившись в своей 
конторе, он велел агентам найти блудницу Эалиль и кирпичника Нуску, желая 
узнать все, что с ними произошло накануне. Когда молодая пара была доставлена, 
Иаков сам допросил Эалиль. Ее история показалась ему правдивой — не упоминая о 
подаренных золотых монетах, она честно рассказала всю историю, повторив еще раз,
 как она читала табличку, высмеивающую Кира.

Немыслимое подозрение зародилось у Иакова Эгиби. Выставив всех помощников, он 
сел к столу и надолго задумался. Затем, потребовав к себе аморита с посохом и 
носильщика зонта, он вышел на солнце и не спеша направился пешком через улицу 
Забары и восточные ворота на многолюдный берег Кебара. Там он снял туфли и 
вошел в молельню, где, как всегда, ждали старики.

Это были сородичи матери Иакова, старейшины племен, которые, как велели им 
пророки, придерживались закона Моисея и не выполняли никаких других законов. 
Они поклонялись храму Яхве, хотя даже старейший из них никогда его не видел. 
Им-то Иаков и передал шепотом невероятную новость, рассказал, как собственными 
глазами видел на мосту улицы Адада царя мидян и персов Кира. Более того, нога 
Кира ступала по Вавилону, по Эсагиле, даже там, где стояла табличка с 
насмешливой записью Набонида.

— Перед отъездом Кир сказал мне: «Когда я приду в Вавилон, ты сможешь попросить 
что угодно для своей семьи и племени. Я удовлетворю твою просьбу».