Впервые он отклонил предложения своих бывалых полководцев.

— Зиму мы проведем гораздо уютнее, — заявил он. — В Сардах.

Воины почувствовали твердость его намерений. Он повел их на запад по мерзлой 
красной земле, через Галис, прочь от снежных заносов, вниз, к теплу оливковых 
рощ, туда, где возвышалась священная гора Тмол.


* * *

Благополучно добравшись до своих покоев, выходивших через ущелье на вершину 
Тмола, Крез сполна расплатился с наемниками и отпустил их по домам, в порты 
ионического побережья. Сэкономив, таким образом, на плате за зиму, он взял на 
себя труд уведомить своих союзников за морем и в Вавилоне, что через пять 
месяцев будет ожидать их армии и флотилии в полной боевой готовности на равнине 
между двух рек, Тигра и Евфрата. После чего он вернулся к ревизии расходов и 
приказал своим художникам изготовить из чистого золота щит, который должен был 
стать подобающим подарком жрецам в Дельфах, от которых Крез предполагал 
получить новые услуги.

Все же одно пророчество прославленного оракула хитроумный лидиец держал при 
себе. По крайней мере, он никогда ни с кем его не обсуждал, и придворные не 
говорили о нем в его присутствии. Среди множества опасений Креза самим 
серьезным было беспокойство о младшем сыне.

Мальчик, хорошенький, словно греческий эфеб, родился немым и глухим. Никакое 
вмешательство добрых богов не вылечило мальчика от немоты, хотя Крез проводил 
часы в молитвах, посылал подарки в храм Артемиды Эфесской и в святилище 
Аполлона у ручья под горой Микале. На это последнее он очень рассчитывал, 
поскольку легенда гласила, что у того ручья Аполлон произвел на свет сына 
Бранха. Великий фараон Нехо оказал мальчику честь, подарив одежды, которые он 
носил в Армагеддоне, где одержал победу над еврейским царем Иосаей. 
Впоследствии еврейские рабы умирали тысячами на строительстве канала, который 
должен был позволить кораблям Нехо пройти из Великого моря в Красное. Вероятно, 
бдительные жрецы из Дельф узнали о подношении, сделанном Крезом соперничавшему 
с ними бранхидскому оракулу Аполлона, поскольку их ответ на запрос о страдающем 
сыне был если не враждебен, то загадочен, причем настолько, что Крез больше о 
нем не упоминал.



Не пожелай ты услышать сына любимого голос,

Ибо в тот самый же день горе с тобой приключится.



Такой ответ смутил методичный ум Креза. Он так же сбивал с толку, как афоризмы 
греческих философов, в том числе Солона, утверждавшего, что до самой смерти 
невозможно ждать радости от жизни. Крез подогнал великолепную окружающую его 
обстановку к своим вкусам, украсив город и не забыв добавить колонны, рифленые 
по милетской моде, на увенчанную куполом гробницу предков, к которой городские 
блудницы были так щедры. Несомненно, в разумном, здоровом образе жизни он 
находил большую радость, лишь любимый глухонемой сын был ему огорчением…

От первых новостей о спускавшихся по горной дороге мидянах и персах он 
отмахнулся, как от глупых слухов. Ни одна армия, считал Крез, не способна 
пройти зимой по каппадокийскому хребту. К тому же ему так ни разу не удалось 
увидеть это эфемерное войско. Однако второй сигнал пришел с наблюдательного 
пункта на священном Тмоле — варварские наездники, напоминавшие оголодавших 
кентавров, уже находились в самой долине. В его долине, темной от благоухающего 
винограда.

По мере того как критический момент приближался, Крез почувствовал его странную 
нереальность и всю тщетность попыток его предотвратить. Снова вызвать 
наемников-гоплитов не хватало времени. Быстрые галеры, которые он отправил из 
Смирны, не могли вернуться вовремя с флотилиями его спартанских и египетских 
союзников. Он слушал мольбы женщин-вакханок на склоне Тмола и настойчивые 
рекомендации военных советников созывать на битву лидийскую кавалерию. 
Военачальники были рады, что наконец-то варварская орда скопилась на открытом 
пространстве под городом, и теперь-то она познакомится с копьями победоносной 
лидийской конницы…

Слухи о последовавшем сражении представлялись такими же нереальными. Ожидая в 
святилище Кибелы в саду дворца, Крез узнал, что его копьеносцы атаковали 
неприятеля, и их моральный дух, как обычно, был крепок, но кони сразу же 
испугались внешнего вида чудовищных рычащих зверей. Бравым лидийцам удалось 
спешиться и протиснуться с копьями и мечами в ряды вражеской пехоты. Однако они 
не смогли устоять против несущих смерть стрел мидян и персов, круживших на