|
моим шатром. Где были луки асваранцев? Куда ты спешил? Ты мог часами, даже
днями кружить вокруг моего войска и стрелами сокращать его численность. Как мы
могли помешать твоим нисайским скакунам, самым быстрым лошадям, кружить вокруг
нас? Могли ли мы спастись от них?
Кир понял, что армянин не стал бы говорить ему этого, если бы рассчитывал, что
они снова встретятся как враги на поле брани. А Гарпаг свирепо продолжал:
— Разумеется, Кир, царь Аншана, господин Трех племен, был горд и чувствовал
себя героем, когда конь нес его галопом по траве к несчастью. Таким героем,
каким может быть лишь слабый человек, думающий лишь о смерти, чтобы получить
хоть немного известности. — Сарказм Гарпага напомнил о Вартане. — Должен
употребить самые простые слова, чтобы продраться через твою благородную дурость.
Командир, ведущий людей к опасности, не может себе позволить утешаться
слабостью. Командир должен научиться обманывать, чтобы казаться врагу слабым,
когда на самом деле он силен, и казаться сильным, когда в действительности он
слаб. Он должен плести паутину из обманов о своих действиях, готовить скрытые
измены, воровать вражеские тайны, грабить и не проявлять милосердия, пока не
завоюет все, к чему стремился.
Кир ждал, чтобы армянин дошел до сути, скрытой за его словами.
— Ну, язык проглотил? Кем бы ты предпочел быть впредь, прославленным Ахеменидом
или мудрым вождем народа?
Кир продолжал ждать.
— Мой царственный Ахеменид, способен ли твой ум постичь тот факт, что вслед за
мной, отставая на неделю, идет Астиаг? Нет? Астиаг или не хочет выпускать меня
из виду, или желает порадоваться твоему ниспровержению. Ведь ты, отказавшись
явиться по вызову, плюнул на его достоинство и показал себя не таким верным
царем-вассалом, каким был твой отец. Не знаю, что у него на уме, возможно, и то
и другое. Он достаточно умен, чтобы содержать под своим знаменем сильное войско
персов и опасную гирканскую кавалерию. — Гарпаг задумчиво нахмурился. — У меня
есть причины подозревать, что он считает, будто я стал слишком влиятелен в
мидийском войске, и хочет получить свою долю триумфа от победы над тобой —
иначе он вряд ли оставил бы дворец. И этот триумф станет последней печатью,
узаконивающей империю Мидии.
Полузабытый образ возник в голове Кира:
— Значит, золотая вершина великой башни Экбатаны закончена?
Гарпаг удивленно поднял глаза:
— Да. А наверное, ты подумал о пророке-маге у ворот. Да-да. О его предсказании,
что последний этаж башни будет означать конец империи Мидии?
— Я запомнил его слова.
Сидя рядом со своим пленником, Гарпаг молча смотрел на пламя светильника. Едва
заметное изменение произошло в его настроении.
— Господин мой Кир, у тебя есть одна особенность — не считая той, что ты всегда
говоришь правду. Ты совершаешь неожиданные поступки. Это беспокоит
неприятельского командира. Я себя чувствовал неуютно, — он взглянул на водяные
часы, стоявшие рядом с его ложем, — полчаса назад. Очень возможно, что этот маг
был послан каким-то неизвестным мне богом, защищающим тебя, а в эту минуту
защищающим так сильно, как никогда ранее. Ты планировал победить армию Мидии и
отобрать у Астиага власть?
— И все еще намереваюсь это сделать.
Борода Гарпага раздвинулась в каком-то подобии улыбки.
— Кир, за такие слова ты заслуживаешь, чтобы тебя заковали в цепи и посадили на
кол за воротами Экбатаны, чтобы ты извивался там, как рыба, пока жизнь не
покинула тебя. Если бы Астиаг был Киаксаром, ты бы закончил именно так.
Если армянин пытался добавить к слабостям Кира страх, то ему это не удалось.
— Но Астиаг — не что иное, как свинья, которая роется в жирных отбросах. Он
заплатил этой банде пленных скифов, чтобы где-нибудь в степи они лишили тебя
жизни. Видимо, вмешался твой бог, и вместо тебя они убили моего сына Вартана. —
Гарпаг поднял тяжелые руки и снова уронил их. — Мой дом разрушен, и в моей
жизни теперь осталась единственная цель — поставить Астиага на колени.
Внезапно поднявшись, он крикнул через занавеску, закрывавшую вход:
— Эй, псы, кончайте зализывать раны! Поспешите обойти все отряды и сказать, что
|
|