Пошли мы по проторенному пути и тогда, когда собирались на полигон. С запиской 
в кармане постучались в кабинет начальника вокзала, а он, увидев нас, отрезал: 

- Помочь ничем не могу. Полчаса назад звонила жена Василия Алексеевича, и по ее 
просьбе забронированные места проданы. 

Как быть? Идем с Дейкиным к кассе. Всеми правдами и неправдами приобретаем два 
билета. А в вагон нас не пускают. Все переполнено, мест нет. Так мы и ехали от 
Коврова до Владимира сначала в тамбуре, а потом вынуждены были переместиться на 
площадку между вагонами. Промерзли насквозь. Хорошо еще, что образцы вместе с 
чертежами и описанием увез на полигон неделей раньше Саша Зайцев, на этот раз 
не захотевший оставаться в Коврове. 

Припомнилось и другое. Перед отправкой автоматов на последний тур испытаний в 
Ковров приехали представители заказчика. По их воле тогда мы и встретились 
впервые с В. А. Дегтяревым лицом к лицу. 

- Теперь вы можете открыть друг другу карты, - пошутил один из представителей 
заказчика, когда знакомил меня с прославленным конструктором. 

Василий Алексеевич улыбнулся как-то устало, словно на него давила тяжесть, 
движения его мне показались слишком уж замедленными, походка была заметно 
шаркающей. Правда, он сразу оживился, увидев наш образец оружия. 

- Что ж, давайте посмотрим, что нынче творят молодые. - И Дегтярев стал 
внимательно разглядывать каждую часть, каждую деталь автомата, разбираемого 
мною тут же, на столе. 

- Да, хитро придумано, - произнес Василий Алексеевич, беря в руки затворную 
раму, крышку ствольной коробки. - Считаю оригинальным и решение с переводчиком 
огня. 

Дегтярев не скрывал своих оценок, размышляя вслух. Мы в это время знакомились с 
его образцом. Выглядел его автомат, на наш взгляд, утяжеленным по весу, не все 
до конца было доведено и с точки зрения взаимодействия частей. А Василий 
Алексеевич, еще раз осмотрев наш образец, уже в собранном виде, неожиданно 
заключил: 

- Мне представляется, посылать наши автоматы на испытания нет смысла. 
Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это 
видно и невооруженным глазом. Так что, товарищи представители заказчика, 
наверное, придется сдавать наши образцы в музей. 

Мы были ошеломлены признанием старейшего конструктора. Не думаю, чтобы он 
расписывался в собственной слабости - не тот характер. Просто Дегтярев умел 
мудро и объективно проводить сравнительный анализ и не боялся, увидев 
превосходство другого конструктора, сказать об этом гласно, при всех. 
Получилось, по сути, то же, что и при решении вопроса о принятии на вооружение 
пулемета конструкции П. М. Горюнова в 1943 году. Тогда Василий Алексеевич отдал 
предпочтение образцу своего ученика, хотя полностью прошел испытания и пулемет 
конструкции самого Дегтярева. 

И теперь, когда я слышу слова о том, что каждый конструктор, достигший, высот в 
создании новых образцов, только свои изделия считает самыми лучшими и давит 
своим авторитетом, зажимая выход других, всегда привожу в пример поступки 
Дегтярева. Ему действительно достаточно было авторитета и опыта, чтобы взять 
верх над другими. Подчеркнем при этом еще раз, что конструктора-оружейника из 
Коврова поддерживали руководители партии и правительства. Однако Василий 
Алексеевич, человек высокой культуры, был предельно взыскателен и честен во 
всем, особенно в профессиональных оценках. 

Бывали ли случаи, когда конструкторы, используя свое имя и авторитет, пытались 
протолкнуть образцы сырые, недоработанные, лишь бы опередить конкурентов? К 
сожалению, не обходилось и без этого, иногда брало верх не творческое начало, а 
амбиции. Характерен тут пример с талантливым конструктором Б. Г. Шпитальным, 
когда запускалась в массовое производство пушка Ш-37 его конструкции для боевых 
самолетов. 

Познакомились мы с Борисом Гавриловичем после войны. Всегда с иголочки одетый, 
держался он обычно как человек, знающий себе цену, я бы даже сказал, с 
известной долей самоуверенности. Мне, молодому конструктору, это сразу 
бросилось в глаза. Суждения его обычно носили печать безапелляционности, 
возражения другой стороны воспринимались им с трудом. 

Позже мне стало известно, что Шпитальный, как и Дегтярев, имел особое к себе 
расположение в верхах и не пренебрегал возможностью воспользоваться этим. 
Достаточно сказать, что практически на всех боевых самолетах стояли пулеметы и 
пушки конструкции Шпитального. Ему были созданы все условия для работы. Все это,
 видимо, в известной степени и порождало у Шпитального чувство неуязвимости