Патроны кончились, и пустая обойма со звоном отлетела в сторону. 

Вместо того чтобы вставить новую обойму и продолжать ведение огня, генерал 
положил карабин на бруствер и быстро стал искать что-то в траве. Мы поняли: он 
искал обойму. Я сказал ему, что этого делать не надо, так предусмотрено обойма 
отстреливается. Дубовицкий резко махнул рукой: 

- Я знаю. Только думаю, так и солдат станет поступать, начнет искать, полагая, 
что выскочила какая-то нужная деталь и она может потеряться. А ему надо огонь 
вести... 

Еще резче он высказался в отношении рукоятки перезаряжания: 

- Конструктор, наверное, хочет, чтобы боец стрелял с закрытыми глазами. Эта 
ваша рукоятка во время стрельбы у меня все время перед глазом бегала, мешала. 

И вот прозвучало окончательное заключение, обращенное уже ко мне лично: 

- Ты еще молодой конструктор, Калашников. И если впредь будешь вводить подобные 
оригинальности, то забудь к нам дорогу. 

Понимаю, сказано, конечно, сгоряча. Можно было, как говорится, войти в 
положение, в настроение генерала: принят только что карабин системы Симонова, а 
тут вдруг вклинивается новичок со своим образцом и оригинальничает, требует к 
себе внимания. Лучше уж сразу отрубить, что не пойдет. Так генерал и сделал. 

Меня в тот момент захлестнула злая обида. Но из того урока, пусть в чем-то 
жестокого и несправедливого, я сделал необходимые выводы, позволившие в 
последующем поднять на новый качественный уровень мою работу над образцом 
автомата (АК). 

И еще чем запомнилась мне моя работа над карабином, так это знакомством, считаю,
 с одним из интереснейших и самобытнейших конструкторов автоматического 
стрелкового оружия той поры - Алексеем Ивановичем Судаевым. 

В отведенной мне комнате для работы стояла чертежная доска. На ней я делал 
контуры-наброски деталей оружия, отчаянно действуя мелком и тряпкой. И не 
заметил, как в комнате появился высокий, плечистый офицер с майорскими погонами.
 Он немного сутулился, смотрел на меня, растерявшегося, теплым, открытым 
взглядом. На кителе я увидел ордена Ленина и Красной Звезды. 

- Что же это ты, товарищ старший сержант, без разрешения хозяина в его 
апартаменты вселился? - шутливо произнес он. - Ладно-ладно, не тушуйся, ты 
делаешь государственное дело - оружие для Победы. 

Судаев стал успокаивать меня, увидев, как я измазанными мелом пальцами стал 
нервно поправлять гимнастерку под ремнем. 

- Давай лучше будем знакомиться и, надеюсь, дружить. 

Алексей Иванович крепко пожал мою руку, и мне показалось, она будто онемела. 
Так вот он какой, сильный и славный, знаменитый Судаев, думал я, когда мы 
вместе стали рассматривать то, что было изображено на чертежной доске. Едва я 
начал объяснять задуманное, он тут же, уловив суть, стал по ходу анализировать 
мои конструктивные решения. Чувствовалось, что системы стрелкового оружия 
офицер знал в совершенстве, глубоко изучил их особенности. 

В тот день мы долго просидели над чертежами. О многом успели поговорить. Мне 
было легко с ним еще, наверное, потому, что в возрасте нас разделяла 
относительно небольшая разница - он оказался старше меня на семь лет, тогда ему 
едва перевалило за тридцать. 

К сожалению, конструктор Судаев, на мой взгляд, незаслуженно обделен вниманием, 
о нем, его жизни и творческой деятельности очень мало сказано, опубликовано. А 
ведь он внес весомый вклад в совершенствование советского стрелкового оружия, 
особенно в годы Великой Отечественной войны. 

Можно со всей ответственностью сказать, что пистолет-пулемет системы Судаева 
(ППС), созданный им и начавший поступать на вооружение Красной Армии в 1942 
году, был лучшим пистолетом-пулеметом периода второй мировой войны. Ни один 
иностранный образец не мог с ним сравниться по простоте устройства, надежности, 
безотказности в работе, по удобству эксплуатации. За высокие 
тактико-технические, боевые свойства в сочетании с небольшими габаритами и 
массой судаевское оружие очень любили десантники, танкисты, разведчики, 
бойцы-лыжники. 

Алексей Иванович тогда приехал на полигон, можно сказать, прямо из Ленинграда. 
По пути ненадолго задержался в Москве, в Главном артиллерийском управлении. 
Выглядел он устало, вид болезненный. Город на Неве только-только оживал после 
многомесячной блокады. Судаев работал в осажденном Ленинграде, был свидетелем