в нескольких местах, идея внезапности, составлявшие основу брусиловского 
стратегического плана, стали венцом русского военного искусства в мировую войну.
 Русский опыт учел маршал Фош во время контрнаступления англофранцузов в. 1918 
году, закончившегося военным поражением Германии. Брусиловскую идею наступления 
пехоты волнами использовали англичане в 1917 году, назвав свой план «атакой 
перекатами»5.
      
      Но беспримерный прорыв русских армий на ЮгоЗападном фронте все же не 
принес тех результатов, какие мог принести. Медлительность русской Ставки дала 
возможность германцам и австрийцам перегруппировать силы, подтянуть резервы и 
ударной группой приостановить наше наступление. Англофранцузское командование 
тоже не воспользовалось должным образом трудностями, возникшими у противника, 
для столь же решительного нажима на него с Запада. «В Галиции опаснейший момент 
русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме»6.
      
      К концу 1916 года военные действия на русском фронте вновь приобрели 
позиционный характер…
      
      Приближался 1917 год. В стране царила разруха. Начинался голод. Не 
хватало паровозов, вагонов, хлеба, металла, угля. Все это Брусилов видел. Он 
тяжело переживал действительность, терял веру в царское правительство с его 
бездарными министрами и в самого царя – нерешительного, инертного, абсолютно не 
соответствующего высокому положению верховного главнокомандующего. Но, как 
царский генерал, Брусилов болезненно реагировал на развал царизма, отождествляя 
его с русской армией, с Россией, с русским народом7. Он считал своей 
обязанностью помочь довести войну до победного конца. Империалистические цели 
войны ему были просто непонятны. Проигрыш войны он воспринимал как гибель 
России.
      
      В февральские дни 1917 года Брусилов присоединился к Думе и обратился к 
царю с просьбой отречься от престола. Коекто из царской камарильи, зная 
популярность Брусилова, видел в нем подходящего кандидата в военные диктаторы, 
«усмирителя» восставшего народа. Однако расчетам этим не суждено было 
осуществиться.
      
      Февральская революция не явилась для Брусилова неожиданностью. Он видел и 
ее дальнейший путь. «…Мне стало ясно, что дело на этом остановиться не может и 
что наша революция обязательно должна закончиться тем, что у власти станут 
большевики», – пишет в своих воспоминаниях Брусилов. Он правильно оценивал 
настроение солдат, утверждая, что «на правительство они не надеются, для них 
все в Совете рабочих и солдатских депутатов. Если затронуть последний – это 
вызывает у них злобу и раздражение… Среди солдат много было рабочих и людей, 
уже подготовленных к политической жизни, многие из солдат были большевики…».
      
      Брусилов не сочувствовал брожению в солдатской массе. Для него это был 
«хаос», «развал» русской армии. Он выступал против знаменитого приказа № 1 и 
солдатских комитетов, считая, что деятельность этих организаций должна 
ограничиваться лишь «текущими нуждами» солдат. Брусилов восстановил полевые 
суды. и смертную казнь на фронте, энергично боролся за укрепление дисциплины, 
ограничивал собрания и митинги, принимал крутые меры против распространения 
большевистской агитации.
      
      В мае 1917 года его назначили верховным главнокомандующим. Но к этому 
времени Брусилову уже стало ясно, что продолжать войну нельзя, что за интересы 
помещиков и капиталистов русские солдаты в бой не пойдут. Свое согласие принять 
пост верховного главнокомандующего он объяснял лишь тем, что «решил остаться в 
России и служить русскому народу».
      
      Буржуазия стремилась утопить революцию в крови, установить свою диктатуру.
 Для этого ей нужен был диктатор, решительный, «боевой» генерал, который не 
остановится перед самыми жестокими репрессиями против народа. Но для такой роли 
Брусилов не годился. И контрреволюция очень скоро почувствовала это. Приказом 
Керенского Брусилов был отстранен, и на должность верховного главнокомандующего 
получил назначение махровый контрреволюционер Корнилов.
      
      Позже Брусилова попытались втянуть в корниловский заговор. К нему в 
Москву приехала специальная делегация. И каково же было изумление этой 
делегации, когда Брусилов охарактеризовал выступление Корнилова как авантюру, а 
самого Корнилова назвал изменником.
      
      Октябрьские бои 1917 года застали Брусилова в его московской квартире, в 
Мансуровском переулке на Остоженке. Здесь он был тяжело ранен в ногу осколком 
снаряда. Военнореволюционный комитет Замоскворецкого района поставил у 
брусиловского дома охрану из красногвардейцев. Затем на автомобиле раненого 
доставили в хирургическую лечебницу на Молчановке. Рана уложила Брусилова в 
постель на много месяцев8. Но и в этом состоянии его не оставляли в покое 
зачинатели «белого движения». Брусилова звали в Новочеркасск, на Дон, в 
«русскую Вандею». Он ответил отказом: «Никуда не поеду. Пора нам забыть о 
трехцветном знамени и соединиться под красным»9.