друг друга. Они могли бы пойти на риск маневра, но это было не Прейсиш-Эйлау, 
даже не Аустерлиц. В этом сражении решались судьбы стран и народов все было 
поставлено на карту. Наконец маневр был бы возможен, если бы до него противник 
был потрясен, расстроен, истощен. И Кутузов стремился истощить противника, 
чтобы нанести ему сокрушающий контрудар.

Они спокойно сидели – два полководца, разгадавшие друг друга, сторожившие 
каждое движение друг друга, отказавшиеся от рискованных действий. Они были 
пассивны и даже беспомощны не потому, что у одного, как изображал Лев Толстой, 
якобы был жестокий насморк, а другой был старчески слаб, и не потому, что один 
не был гениальным, а другой понимал, что полководец вообще не в силах управлять 
сражением. Они руководили прямой фронтальной борьбой и не предпринимали новых 
действий только потому, что оба уже сделали невероятные усилия, оба верили, что 
эти усилия принесут успех, и ждали результатов, направляя действия своих войск, 
к которым перешло решение Бородинской битвы.

Кутузов перевел к левому флангу все свободные силы правого фланга, бросил 
войска своего резерва и часть сил центра, пошел на короткий маневр на своем 
правом фланге, чтобы облегчить положение на флешах, и ждал результатов этих 
мероприятий.

Он, казалось, бесстрастно слушал грохот боя и приказывал, соглашался или не 
соглашался на те или иные движения войск, но он не был равнодушен. Он оставил 
правительство и царя в невероятной тревоге. В случае поражения царь, конечно, 
немедленно с позором прогонит его, свалит всю вину на него, сменит Беннигсеном, 
которого царь посадил рядом с ним и который только и ждет провала Кутузова. 
Тогда ему, старому полководцу, останется опозоренному уйти в могилу. Но это не 
спасет Россию – Наполеон станет хозяином в русской стране.

Как никто в армии, никто в России понимал Кутузов, что значит победа или 
поражение в Бородинском сражении. Страна только от него, своего любимого 
генерала, ждала ответа за исход боя, за исход войны, и он не мог быть и не был 
равнодушен к судьбам своей армии, Москвы, России, он не мог быть и не был 
безучастен к делу своей жизни.

Внешне он был спокоен, потому что умел сохранять самообладание в самые 
критические минуты боя и верил в силу русских солдат, защищавших родную землю. 
Он верил в силу Петра Багратиона, руководившего обороной флешей. Тот же 
Багратион, который в невероятно тяжелых условиях сдержал под Шенграбеном 
маршалов Ланна, Сульта, Мюрата, теперь вот уже полдня отражает атаки 
«храбрейшего из храбрых» маршала Нея, того же Мюрата и настойчивого Даву, не 
отдав им пока ни пяди земли. Кутузов был спокоен, зная, что и Барклай-де-Толли 
не отступит, и хотя для Богарнэ «сама мысль потерпеть неудачу была невыносимой»,
 вот уже две его атаки на Курганную батарею были отбиты, и батарея продолжает 
обстреливать французские войска.

Против Понятовского у деревни Утицы действовал Тучков, покинувший ноле боя 
только после тяжелой раны, – брат Тучкова, погибшего в тот же день на флешах со 
знаменем в руках.

Мюрат, обнажив шпагу, не покидал поля боя, но и Милорадович не выезжал из-под 
пуль и даже завтракать сел в районе батареи, там, где скрещивался огонь 
наибольшей силы.

– Живым или мертвым, но я буду там! – вскричал Коленкур, получив приказ взять 
Курганную батарею. Он сдержал свое слово, но погиб на кургане, там же, где без 
эффектных слов погиб и Кутайсов, двадцативосьмилетний начальник артиллерии 
русской армии, бросившийся вместе с героем Ермоловым в контратаку.

Невиданную храбрость проявили Раевский, Дохтуров, Коновницын, Неверовский, 
Лихачев – славная плеяда героев, учеников Суворова, соратников Кутузова.

47 французских и 23 русских генерала погибли и были ранены в этой битве, и 
Кутузов знал, что русские генералы не уступят противнику боевой чести.

Кутузов был спокоен главным образом и потому, что решение войны перешло в руки 
солдат, овеянных великой славой замечательных побед, сынов русского народа, 
отстаивавшего свою землю. Геройски боролись не только полки и дивизии, солдаты 
которых прошли боевой путь с Кутузовым, но геройски дрались и только что 
сформированные части. Ярким примером является 27-я дивизия Неверовского. Ее 
сформировали в дни войны. Она состояла из крестьян, взятых прямо из деревень, 
наспех обученных. Дивизии пришлось контратакой спасать гренадер Воронцова, 
погибавших под ударами французских корпусов; она столкнулась с дивизиями Даву, 
Нея. Армия Кутузова, защищавшая Россию на Бородинском поле, была действительно 
армией героев – так ее называли не только друзья, но и враги.

«Они умирают там, где начальник им приказал умереть», «Они предпочитают смерть 
плену», – писали французы.

«Преданность генералов, непоколебимая храбрость солдат спасла Россию. Другие