рядовые солдаты. Тот, кто с честью служил, с честью службу может оставить, 
словом, государь изволил сказать: „Ищите себе место“».

Суворовцы, не ожидая «разжалования вечно в рядовые», подавали в отставку; их 
заменяли гатчинцами. Но были такие, кто поднялся из унтер-офицеров, вышел из 
небогатых дворянских семей, им некуда было уйти, да и не хотели они покидать 
армию, которой посвятили жизнь. Таких суворовцев ждали издевательства, ссылки, 
тюрьмы. Некоторые, не выдержав издевательств, кончали жизнь самоубийством, а те 
немногие, кто уцелел, «шли на службу с большим трепетом, чем на штурм Измаила».

Только непримиримый Суворов продолжал отстаивать свои порядки и систему 
воспитания войск. В Тульчине, окруженные заботой, по-прежнему учились 
настоящему боевому искусству суворовские полки. Там, в Тульчине, Суворов 
завершил свою гениальную «Науку побеждать». Он не признал устава Павла I, о 
котором сказал, что это «немороссийский перевод рукописи, изъеденной мышами и 
найденной двадцать лет тому назад».

Неравная борьба с императором кончилась изгнанием Суворова из армии и ссылкой в 
деревушку Кончанское.

Павел I поручил надзор за сосланным Суворовым тупому негодяю чиновнику 
Николаеву, и тот, полностью выполняя указания императора, превратил жизнь 
полководца в сплошную пытку. К нему никого не допускали, его лишили права 
переписки, травили судебными делами, изводили мелкими придирками. Силы покидали 
Суворова. «Левая сторона, – писал он, – более изувеченная, уже пять дней немеет,
 а больше месяца назад был без движения во всем корпусе…»

Перед смертью еще раз вспыхнула слава Суворова, и дела его снова прогремели на 
весь мир.

Влияние революционной Франции было опасно реакционному русскому дворянству, 
царю Павлу. Павел I принял участие в организованной Англией коалиции против 
Франции. По требованию английского и австрийского правительств, убедившихся, 
что ни один из хваленых европейских генералов не способен воевать с обновленной 
революцией французской армией, Павел назначил Суворова главнокомандующим 
союзными войсками. Это было признанием краха гатчинцев, бездарности гатчинских 
генералов, но другого выхода не было. К Суворову примчался гонец императора с 
просьбой немедленно прибыть в Петербург.

«Граф Александр Васильевич, – заискивая, писал Павел, – теперь нам не время 
рассчитываться. Виноватого бог простит. Римский император требует Вас в 
начальники своей армии и вручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на то 
согласиться, а Ваше – спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы 
Вашей времени, а у меня удовольствия Вас видеть…»

Ожил Суворов. Давно уже следил он за походами Наполеона, за его успехами в 
Италии, и он мечтал, как о счастье, сразиться с молодым французским полководцем.


Одолжив у старосты Фомки на дорогу 250 рублей, отправился Суворов в путь. 
Теперь уже Павел не рискнул мешать ему. В этой войне решались судьбы феодальной 
Европы, и ему пришлось смириться.

– Веди войну по-своему, как умеешь, – сказал он, отпуская Суворова.

Суворов повел союзную русско-австрийскую армию против французской армии, 
руководимой лучшими ее генералами. (С Наполеоном ему встретиться не пришлось – 
тот в это время был в Египте.)

Прогремели бои на Адде, Треббии, при Нови.

«…Орлы русские облетели орлов римских. Русский штык прорвался сквозь Альпы», – 
писал Суворов после невиданного перехода русской армии через альпийские вершины.
 «Этот переход был самым выдающимся из всех совершенных до того времени 
альпийских переходов» (Ф. Энгельс).[3 - К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 13, стр.
 243.] Но сам Суворов изнемогал в борьбе не столько с противником и суровой 
альпийской природой, сколько в бесконечной борьбе с «союзным» австрийским 
гофкригсратом, мешавшим ему руководить операциями.

Отозванный Павлом из Италии, возвращался Суворов на родину, овеянный мировой 
славой и всеобщим признанием. Знаменитый английский адмирал Нельсон писал 
Суворову: «В Европе нет человека, который бы любил Вас так, как я…»

«Приятно быть русским», – писал современник, находившийся в эти дни в Европе. 
Но в России Суворова ждали новая опала и мучительная смерть. Павел боялся славы 
Суворова, боялся любви к нему народа. Усиление влияния Суворова не входило в 
интересы Павла. И царь нанес коварный удар. Он запретил все готовившиеся 
Суворову почести, запретил ему даже въезд при народе.

Больного, измученного полководца почти тайком довезли до квартиры родственника