горьев всегда переоценивал свои возможности политика и стратега. 
Командовать полком или, даже в революционное время, бригадой он умел, но это 
был его потолок. 
 Десятки таких вот Григорьевых в Семнадцатом ощутили себя "фигурами" и ринулись 
в политику, подминая под себя своих и чужих. Используя иногда верные лозунги, 
они доводили их претворение в жизнь до абсурда; заявляя о верности украинскому 
народу, они всеми способами стремились разрушить украинское государство и 
внушить "звериные инстинкты" народу. 
 Исследовать трагическую историю "григорьевского мятежа" я начал еще в 
университете. Моим учителем оказался едва ли не единственный автор, касавшийся 
этой темы, профессор Михаил Раковский. Интересно, что советские историки, 
начиная с 30-х годов, предпочитали не притрагиваться к сюжетам "григорьевщины". 
И не случайно... 
 Кавалер одного из первых орденов Красного Знамени, освободивший Юг Украины от 
интервентов, командир "красной дивизии", оказался мятежником врагом большевиков,
 организатором множества еврейских погромов, в ходе которых погибло около 5 
тысяч человек. В СССР тщательно скрывались факты еврейских погромов, которые 
устраивали не только бойцы Красной Армии (буденновцы, солдаты Дыбенко...), но и 
бывшие красноармейцы-григорьевцы. 
 Работая над диссертацией по истории махновщины и анархизма, я не мог не 
обнаружить множество еще неопубликованного материала по истории "григорьевщины".
 В архивах Киева и Москвы я нашел действительно уникальные материалы, с помощью 
которых можно по-новому взглянуть на такое сложное явление, как "григорьевщина".
 
 История почему-то не сохранила его подлинного имени - то ли Николай 
Александрович, то ли Матвей Александрович. Многие исследователи даже сейчас 
путаются в его именах. Но теперь, после архивных "раскопок", можно сказать 
точно, что Григорьева звали Никифор (Ничишр) Александрович. 
 О жизни и деятельности атамана Григорьева до 1919 года известно очень немного. 
Советские историки утверждали разное: что родился Григорьев то ли в небольшом 
городке Александрия, в самом центре Украины, то ли неподалеку, в селе Верблюжки,
 на Севере Херсонщины, а произошло это то ли в 1894 (БСЭ), то ли в 1878 году. 
 Однако архивные данные вещь непререкаемая... И они говорят о том, что атаман 
родился в Подольской губернии, в местечке Дунаевце, за несколько сот километров 
от Александрии и Верблюжек. Будущий атаман появился на свет в 1885 году. 
 Эмигрантский публицист, который был лично знаком с Григорьевым, Михаил 
Дорошенко, автор воспоминаний "Тропами Холодноярскими", считал, что настоящая 
фамилия Григорьева, которую он никогда не употреблял, - Серветнык. Семья 
будущего атамана в начале века перебралась из Подолья в соседнюю Херсонскую 
губернию, в село Григорьевка. Молодой Ничишр Серветник тогда и поменял свою 
фамилию на более благозвучную, более комплементарную, русскую фамилию Григорьев,
 по названию села - новой родины. Это и объясняет "загадку" атамана, который 
постоянно подчеркивал свое украинское происхождение, призывал громить русских, 
но при этом обладал почему-то русской фамилией. 
 Никифор Серветник был старшим сыном в семье, где помимо него было еще трое 
детей. В детстве он смог закончить только двухклассную начальную школу, и 
недостаток образования впоследствии постоянно давал о себе знать. 
 1905-й застает Григорьева в казачьих войсках на "сопках Маньчжурии", где идет 
война России против Японии. Там он обретает тягу к сражениям и крови, опыт 
кавалериста, отличается в боях. После окончания войны Григорьев демобилизуется 
и возвращается на Херсонщину. Восемь долгих лет его кипучая энергия не находила 
выхода. Он служил простым акцизным чиновником, а по иным данным - работником 
полиции в уездном местечке Александрия, где у него с женой имелся собственный 
небольшой домишко. 
 С началом мировой войны двадцатидевятилетнего Григорьева мобилизовали в армию. 
Он становится прапорщиком 56-го пехотного полка на Юго-Западном фронте. В боях 
против германцев Григорьев показал себя смелым и опытным бойцом, был награжден 
за храбрость Георгиевским крестом (в некоторых публикациях ошибочно - "тремя 
Георгиями"), дослужился до штабс-капитанского чина. 
 После Февральской революции Григорьев некоторое время возглавляет учебную 
команду 35-го полка, расквартированного в Феодосии, с осени 1917 года служит в 
гарнизоне Бердичева. 
 Он нравился солдатам своей бесшабашностью, вечной нетрезвостью и простотой во 
взаимоотношениях с низшими чинами. Он умел убедить рядовых идти в бой, часто 
показывая личный пример. 
 По словам Дорошенко, Григорьев был "невысокого роста, сутулый, имел лицо 
немного побитое оспой... Был энергичный и быстрый: из револьвера стрелял быстро 
и метко". "Красный" командующий Антонов-Овсеенко замечал, что "Григорьев держит 
в страхе своих подчиненных, тяжел на руку и скор на расправу... Григорьев 
честолюбив, обладает военным талантом". Лидер одесских большевиков Ольга 
Соколовская отзывалась об атамане как о "самодуре и авантюристе". 
 Нестор Махно так описывал атамана: "... крепкий, приземистый человек, который 
говорил в нос, грубый, самонадеянный, с некрасивым тупым лицом, что вечно ругал 
"жида" Троцкого". Адъютант Махно Троян добавлял, что атаман был "излишне 
разговорчив и хвастлив, хотя чувствовалось, что сам себе на уме и властен". К 
этим описаниям необходимо добавить, что Григорьев имел малопривлекательное лицо 
монгольского типа, узенькие карие глаза и сизый нос любителя крепких напитков. 
 Страшен был атаман Григорьев в своем дремучем невежестве, в зоологическом 
антисемитизме, в расчетах на силу и подлость. Страшен был он своим 
презрительным отношением к человеческ