-  Товарищ  полковник,  не  желаете  ли  для  сугреву  отведать  пайку  с
кандидатами в покойнички? - так сказал мне уже  заметно  захмелевший  офицер
без знаков различия, протягивая полупустую бутылку с водкой.
   И  хотя  это  заманчивое  предложение  портил  грубый  армейский  цинизм,
отказаться не хватило сил: морозный аэродромный ветер прожигал до костей.
   Я взял бутылку и приложился. Офицер подал мне надгрызанный соленый огурец
и  ломоть  черного  армейского  хлеба.  Похорошело.  Траурные  мысли   стали
потихоньку линять...
   Мне было интересно в компании этих людей,  называвших  себя  "челноками".
Некоторые уже по второму, а то и по третьему разу  улетали  на  войну.  Туда
везли здоровых людей, оттуда привозили калек и трупы.
   В громких хмельных разговорах "челноков"  то  и  дело  мелькали  названия
чеченских населенных пунктов, наших  полков  и  дивизий.  Их  темпераментные
монологи,  густо  разукрашенные  матюгами,  чем-то  очень  напоминали   речи
прожженных фронтовиков.
   Вдоль и поперек компания крестила начальников, которые отправляли  солдат
на войну даже без жетонов с личными номерами. Я  вспомнил  Афганистан,  40-ю
армию,  командующий  которой,  Борис  Громов,   строго-настрого   приказывал
командирам частей, чтобы  их  подчиненные  всегда  имели  при  себе  жетоны.
Солдаты делали их из кусков снарядной меди или патронных гильз.
   - Ни хрена  нас  Афган  не  научил,  -  громко  и  зло  говорил  майор  с
авиационной кокардой-"капустой" на шапке, зубами открывая очередную  бутылку
водки.
   В разговоре раз за разом звучали названия "горячих  точек",  где  еще  до
Чечни побывали в смертельных заварухах  эти  люди  в  пятнистых  камуфляжных
бушлатах.
   Очередная война для них начиналась здесь, на авиабазе.
   Для тех, кого опознавали в ангаре, она уже закончилась.
   Отцу погибшего солдата откуда-то из Сибири или Алтая  офицеры  тоже  дали
хлебнуть "из горла". Он хмуро и медленно всосал в себя водку и  сразу  завыл
нечеловеческим, страшным воем, присев, обхватив голову руками и причитая:
   - Нет больше сыночка моего!!!
   Офицеры стояли в растерянности.
   Не выходили  из  зала  ожидания  только  те,  кто  уже  не  был  способен
передвигаться  ввиду  полного  опьянения  (тетка  с   хитрыми   и   уродливо
накрашенными глазами балдела в торговой  палатке  от  радости:  ее  водочный
бизнес  сказочно  процветал).  Крепко  набравшись  на  морозе,   офицеры   в
"переломанном" виде возвращались с холода в теплое помещение. Некоторые шли,
держась за стены, как малыши. Рухнув  на  лавки,  засыпали,  развалившись  в
безобразных позах и  громко  храпя  рядом  с  ревущими  женщинами  в  черных
платках.
   А те, которые просыпались, снова уходили похмеляться. И здесь все шло  по
кругу...
   Провожающие и встречающие своих начальников холеные  штабные  генералы  и
полковники в лаковых туфлях, в фуражках с уродливо задранными  тульями  и  в
ладных шинелях, от которых веяло дорогим одеколоном, не обращали внимания на
то, что никто из одетых в зимнюю полевую форму командировочных  офицеров  (и
даже солдат) не отдавал им  честь,  что  от  них  за  версту  разило  густым
алкогольным "палом", не обращали внимания и на тех, кто с  трудом  держались
на ногах. "Кандидатам в покойнички" все прощалось.
   Дежурный солдат широкой деревянной лопатой  соскребал  со  ступенек  зала
ожидания блевотину, которую отфонтанировал бравый капитан, безмятежно спящий
на заснеженной лавке, - остряки уже успели прозвать ее "вытрезвителем". Он в
сонном забытье высоко задрал голову и заливисто храпел. Шапка упала в  снег,
и я возвратил ее на положенное место. При этом капитан даже не  шевельнулся.
Мне показалось, что я водрузил шапку на закоченевший труп...
   ...В тот  день  прилетел  из  Чечни  мой  сослуживец  полковник  Владимир
Бекетов. Он первым из офицеров нашего управления побывал на чеченской войне.
Володя  был  компанейским  и  веселым  человеком.  А  из  Чечни  возвратился
замкнутым и угрюмым. Мне его с большим трудом удалось  разговорить.  Бекетов
первым передал из-под Грозного в Москву весть  о  гибели  спецкора  "Красной
звезды" полковника Владимира Житаренко. И его жене  пришлось  надеть  черный
платок...
   А сколько их, таких же черных платков  еще  ждало  страшных  свиданий  по
городам и весям России?
   Черные платки - символ горя.
   Уже  который  год  не  останавливается  конвейер  смерти.  Приднестровье,
Осетия, Таджикистан, Абхазия, Карабах, Чечня, а теперь вот и Дагестан...
   Однажды мой друг и духовный наставник отставной полковник Дроздов сказал:
   - По-моему, на Государственном флаге  России  не  хватает  еще  одного  -
черного цвета...
   Мудрый Петрович обладал уникальным умением парой фраз затевать офицерские
диспуты на политические темы. Вот и сейчас он вкатил в компанию свой пробный
шар на счет государственного флага, и опять пошло-поехало. Было  ли  падение
Союза неизбежностью или его к этому подтолкнули?  Закономерны  или  стихийны
войны, на которых мы уже положили не один полк своих солдат  и  офицеров?  А
гражданских людей - дивизии...
   Слушая темпераментный офицерский треп, в котором то и дело мелькает слово
"империя", я уже который раз ловлю себя на мысли,  что  все  это  много  раз
слышал. Петрович говорил: "Только умные политики умеют  разрушать  старое  и