"...В  связи  с  поступлением  в  Верховный  Совет  Российской  Федерации
противоречивой   информации    по    формированию    вооруженных    сил    в
Чечено-Ингушетии, передаче вооружений  и  выводе  наших  частей,  прошу  Вас
сообщить в возможно короткие сроки... о случаях передачи  вооруженным  силам
республики вооружения, военной техники и другого имущества".
   Уже через два дня Степашин получил сообщение  из  Генштаба  (22.06.92.  №
452/1/88), подписанное Дубыниным:
   "...Вследствие   резкого   обострения   обстановки   в   г.   Грозном   и
ультимативного требования руководства Чечни к военнослужащим до 10  июня  с.
г.  покинуть  город,  командование  СКВО  было  вынуждено   срочно   вывести
оставшийся личный состав Грозненского гарнизона  за  пределы  республики.  В
результате часть во-оружения, техники, боеприпасов  и  запасов  материальных
средств была захвачена националистами республики.
   Это составило:
   По 173 ОУЦ (окружному учебному центру. - В.Б.):
   - танков - 42, БМП - 34, БРТ - 3, МТЛБ - 44, орудий и  минометов  -  145,
зенитных средств - 15, автомобилей - около 500, стрелкового оружия  -  около
40 тыс. ед.
   - запасов материальных средств - 60 тыс. т.
   По войскам ПВО:
   - радиолокационных станций - 23, стрелкового оружия - 939, боеприпасов  -
319,5 тыс.т.
   - автомобилей - 304, запасов ГСМ - 48 т..."
   Сведения, полученные из Генерального штаба, вызвали  у  некоторых  членов
Комитета Верховного Совета РФ по вопросам обороны и безопасности сомнения  в
их объективности. Прежде всего по той причине,  что  они  не  стыковались  с
данными, которые  сообщали  в  парламент  члены  многочисленных  комиссий  и
правоохранительных органов, неоднократно выезжавшие в Чечню.
   Чтобы установить истину, Степашин обращается с  письмом  (№  5875-1/4  от
6.07.92)  к  начальнику  Управления   военной   контрразведки   Министерства
безопасности РФ генерал-полковнику  А.Молякову:  "...Прошу  проанализировать
объективность представленной в Комитет информации и сообщить Ваше мнение..."
   Через некоторое время с Лубянки в парламент  поступает  письмо  с  грифом
"Совершенно секретно", в котором приводятся  уточненные  данные  об  оружии,
попавшем в руки дудаевцев.  Они  значительно  отличаются  от  тех,  которыми
располагал Генштаб. Но эти важные дополнительные сведения  при  невыясненных
до сих пор обстоятельствах затерялись в парламентских сейфах...
   А на дворе был уже октябрь 94-го. И многие в ГШ знали, что и летом 92-го,
и после сторонники Д. Дудаева еще долго совершали набеги  на  наши  части  и
склады с оружием. И даже тогда, когда  наши  последние  колонны  уходили  из
республики, чеченцы останавливали их и подчистую,  до  автоматного  патрона,
обирали наших военнослужащих.
   У меня часто скрипели зубы, когда приходилось читать докладные записки  и
показания некоторых наших  командиров,  вместе  с  подчиненными  пережившими
изощренные унижения со стороны чеченцев. Эти командиры,  многие  их  которых
прошли  Афган,  с  какой-то  бабской  панической  плаксивостью   рапортовали
вышестоящему начальству о циничных  издевательствах  чеченцев,  хотя  вполне
могли бы привести к  бою  свои  полки  и  отшвырнуть  от  складов  и  казарм
ненасытную воровскую саранчу.
   Но весь трагический идиотизм их положения и  состоял  в  том,  что  этого
нельзя было делать: российский командир, отдавший приказ на  открытие  огня,
мгновенно превращался в преступника.
   А бородатый  чеченец  с  опасной  золлингеновской  бритвой,  который  под
прикрытием десятка пулеметов своей банды остановил нашу автоколонну в  леске
под Шатоем и, идя вдоль нее, с наглой улыбкой  срезал  кобуры  с  офицерских
портупей и отбирал у солдат автоматы, был "национальным  героем".  А  из-под
пыльного брезента на кузовах наших "Уралов", забитых домашними пожитками, на
него взирали со страхом глаза офицерских жен и детей...
   Много раз в Москве и Ростове слышал я в штабах и войсках один  и  тот  же
вопрос: почему такое могло случиться?
   Власть в России умеет быстро принимать невежественные  решения  и  делать
грубые  ошибки,  граничащие  с  преступлениями,  но  зато  очень   долго   и
мучительно, иногда веками, мы копаемся в их причинах и не находим  виновных.
А когда  начинают  искать  виновных  в  преступлениях,  они  превращаются  в
фантомов...
   Чеченская  война  еще  задолго  до  декабря  1994   года   вызревала   из
меркантильных заигрываний Москвы с Дудаевым - в ответ на поддержку Ельцина в
августе 1991 ему были обещаны "более широкие полномочия", но, не получив их,
он закусил удила.
   Война вызревала из политической немощности Центра, который раз за  разом,
будто на экскурсии, посылал в Чечню  многочисленные  делегации  с  именитыми
депутатами,  артистами,  генералами,  которые  в  аппетитном  дыму  бараньих
шашлыков и безмерном винном хмеле  так  и  не  смогли  рассмотреть  истинную
физиономию Дудаева, сепаратистские настроения которого росли как на дрожжах.
   Москве не хватило ни мудрости,  ни  воли,  ни  последовательности,  чтобы
предотвратить метастазы "раковой опухоли", которая  быстро  разрасталась.  И
только когда мы уложим  в  Чечне  тысячи  своих  солдат  и  офицеров,  вдруг
вспомним, что Ельцин почему-то так и не удосужился (не захотел)  встретиться
с Дудаевым.
   И захваченные чеченцами в наших частях стрелковое оружие и боевая техника