Краков и Дрезден, и путешествие их было ужасным. Дороги  развезло,  карета
увязала в грязи по самые дверцы.  Задыхающемуся,  почти  слепому  Бальзаку
приходилось  вылезать  из  берлины  и  сидеть  на  размокшей  земле,  пока
крестьяне,  вооружившись  самодельным  домкратом,  вытаскивали  из   грязи
карету. Бальзак хватался за сердце и дышал с трудом.

   Ева де Бальзак - своей дочери Анне, Броды, 30 апреля 1850 года:
   "Меня очень беспокоит его здоровье: приступы удушья  у  него  случаются
все чаще, да еще крайняя слабость, совсем нет аппетита, обильный  пот,  от
которого он все  больше  слабеет.  В  Радзивилове  нашли,  что  он  ужасно
переменился, что его с трудом можно узнать... Я его знала семнадцать  лет,
а теперь каждый день замечаю какое-нибудь новое его качество,  которого  я
не знала. Ах, если бы вернулось к нему здоровье! Прошу  тебя,  поговори  о
нем с доктором Кноте. Ты и представить себе не можешь, как он мучился  эту
ночь. Я надеюсь, что родной воздух пойдет ему на пользу,  а  если  надежда
обманет меня, поверь, участь моя будет печальна. Хорошо женщине, когда  ее
любят, берегут. С глазами у него, бедного, тоже очень плохо.  Я  не  знаю,
что все это значит, и минутами мне очень грустно, очень тревожно..."

   А в заключение:  "Бильбоке  говорит,  что  он  поправится,  как  только
вступит на  французскую  землю".  Десятого  мая  они  прибыли  в  Дрезден.
Бальзак, не видя букв, которые выводил на бумаге,  написал  Лоре  Сюрвиль:
"Наконец-то мы здесь, живы,  но  больны  и  устали.  Подобное  путешествие
сокращает жизнь на десять лет; сама посуди, каково это было: бояться,  что
мы в дороге опрокинемся и задавим - она меня, или я  ее,  или  оба  умрем,
задавив друг друга. А ведь мы друг друга обожаем..." Бальзак  настоятельно
просил и Лору,  и  госпожу  Бальзак,  чтобы  старуха  мать  не  дожидалась
супругов на улице Фортюне. Ведь это было бы неприлично. "Моя  жена  должна
поехать к ней и засвидетельствовать ей  свое  почтение.  Когда  это  будет
сделано, мать может по-прежнему выказывать свою преданность; но она унизит
свое достоинство, если останется и будет помогать нам распаковывать вещи".
Госпожа Бальзак-старшая (вежливая замена эпитета вдовствующая) должна была
вручить ключи слуге-эльзасцу Франсуа Мюнху и отправиться ночевать к дочери
в Сюрен.
   Путешественники задержались  на  несколько  дней  в  Дрездене,  где  их
радушно приняли друзья Евы. Супруги ходили  по  магазинам.  Бальзак  купил
себе превосходный дорожный несессер, а его  жена  -  "жемчужное  ожерелье,
которое святую и то бы свело  с  ума".  Своим  детям  госпожа  де  Бальзак
написала:  "Метр  Бильбоке  целует  вас".  Супруги  казались  счастливыми,
насколько можно быть счастливыми, когда вблизи во мраке бродит смерть.
   Наконец в тихий майский вечер они прибыли в Париж. Утром  этого  самого
дня старуха мать покинула дом и уехала в фиакре,  предварительно  украсив,
по приказанию сына, жардиньерки цветами и поставив в вазы кустики капского
вереска. В сумерки на улице Фортюне остановилась дорожная карета. Из  нее,
задыхаясь, вылез почти слепой мужчина, изнуренный двухдневным перегоном  и
бессонницей, а за ним - все еще красивая женщина. Кучер позвонил. Никакого
ответа. В доме, однако, жили, в окна видно было, что все комнаты  освещены
и украшены цветами. Несмотря на долгие и громкие звонки,  никто  не  вышел
отворить  дверь.  Прибытие,  которое   Бальзак   хотел   обставить   столь
торжественно, походило на дурной сок. Среди ночи кучеру  пришлось  идти  к
слесарю Гримо, проживавшему на улице Фобур-Сент-Оноре в доме N_175.  Когда
же наконец супругам удалось войти в особняк,  так  любовно  убранный,  они
убедились,  что  на  Франсуа  Мюнха,  их  слугу,  внезапно  напало  буйное
помешательство. Он все разгромил в доме, потом  забаррикадировался.  Чтобы
сдать его в больницу,  надо  было  дождаться  рассвета.  Расплатившись  со
слесарем, с кучером и отпустив обоих, Ева ушла к себе, в красную  спальню,
а Оноре к себе, в голубую спальню.  Последний  лоскуток  шагреневой  кожи,
лежавший в его жилетном  кармашке,  стал  совсем  маленьким  -  не  больше
лепестка розового подснежника.



XLI. НАВСТРЕЧУ СМЕРТИ

   Когда дом построен, в него входит Смерть.
   Турецкая пословица

   "Бильбоке доехал в таком ужасном состоянии, в каком ты никогда  его  не
видела. Он ничего не видит, не может ходить, то и дело теряет сознание", -
писала Ева своей дочери Анне. Бальзак не в силах был подняться с  постели,
жена сидела возле него. На следующий же день после его возвращения  доктор
Наккар навестил своего пациента и друга. Испуганный  состоянием  больного,
он тотчас потребовал созвать консилиум, который и состоялся 30 мая.  Врачи
предписали  пустить  кровь  или  поставить   кровососные   банки,   давать
слабительное и мочегонное; предписали избегать всяких  волнений,  говорить
мало и вполголоса.
   В заметках доктора Наккара говорится и о его личном впечатлении. У него
уже не было  никакой  надежды.  Бальзак  внешне  так  изменился,  что  эта
перемена ни от кого не могла укрыться. "А уж тем более от  врача,  который
пользовал, изучал и любил больного  с  детских  его  лет.  Каким  зловещим