Он вновь становится ребенком, которому хочется приникнуть  к  матери  и
положить ей голову на плечо. В разлуке с возлюбленной он  мечтает  о  ней,
надеется найти у нее и любовь и сочувствие, какие дарила ему Dilecta. Увы!
Ева ведет себя как суровый,  да  еще  и  малосведущий  судья,  не  знающий
законов нужды. Бальзак чувствует, что она уязвлена, горько обижена и почти
враждебна к нему. Он так хотел бы разорвать путы всяких деловых и денежных
обязательств и поспешить к ней. "-А подумаю и вижу, что я вовсе  не  нужен
вам, и тогда отчаяние вдвойне терзает меня: из-за того, что меня уже никто
не ждет, и из-за того, что я не написал ни строчки... О дух мой, где ты? В
Бердичеве, на равнине русской Босы, которую я так ясно  представляю  себе,
хотя  никогда  ее  не  видел!"  И   он   стонет:   "Будьте   милостивы   к
отсутствующему, постарайтесь понять его лучше, чем понимали до  сих  пор".
Ну зачем она журит его за леность,  вызванную  избытком  любви?  "Сдавайте
рукопись, рукопись, милостивый государь", - насмешливо  говорит  волчишка.
Да, рукопись, подписанную Скорбью и Горькой Тоской, -  "двумя  союзниками,
сокрушающими жизнь".
   Почему же та, которую он обожает, запретила ему  приехать  на  Украину?
Потому  что  она  боится  общественного  мнения,  потому  что  погрязла  в
материальных делах и потому что она стара (по ее словам), а ему  будто  бы
нужны красивые и свежие женщины,  потому  что  Сам  (то  есть  царь)  косо
посмотрел бы на его приезд? И Бальзак в отчаянии ищет  помощи  у  "милочки
Анны".

   "Ваша дорогая матушка пишет мне очень  мало  и  запрещает  приехать  на
Украину. Такое положение я считаю противоестественным.
   Я привык к вам троим, без вас жизнь мне стала невыносима.  И  ничто  не
может меня развлечь. Я теперь как собака, потерявшая  хозяина  и  жаждущая
найти его".

   Это смирение, этот печальный  взгляд  ласковой  собаки,  которую  гонят
прочь, раздирает душу! Эвелина все-таки любит его и не лишена  доброты,  в
конце концов она преодолела свои страхи и склонилась на его мольбы.  Пусть
он приезжает! Тотчас он стряхивает с себя оцепенение, спешит  завизировать
паспорт и готовится к путешествию. Издатель Суверен даст  ему  необходимую
сумму, или же он заработает ее, опубликовав несколько новелл. "Я возьму  с
собой шестнадцать ржаных, хлебцев и копченый язык для своего пропитания от
Кракова до Верховни". Ах, как он счастлив, что едет! Без любимой  нет  ему
жизни. "Все возможно с моим волчишкой. Без него все невозможно,  и  я  все
бросаю тут. Мое мужество иссякло  в  ожидании.  Заметьте,  я  не  жалуюсь,
потому что ни один человек на свете не был счастливее меня... В вас таится
бесконечность..."
   И как  он  спешит  к  этой  бесконечности!  Нельзя  ехать  быстрее.  Он
отправился 5 сентября 1847 года по Северной железной дороге, стоившей  ему
так дорого, затем мчался  на  почтовых  -  скорой  почтой,  экстра-почтой,
трясся в кибитке и в понедельник, 13  сентября,  прибыл  в  Верховню.  Ему
предсказывали, что его ждут всяческие неприятности в этом  путешествии  по
чужим  странам,  языка  которых  он  не  знает.  Он  благоразумно  запасся
корзинкой с  провизией  -  морскими  сухарями,  сгущенным  кофе,  сахаром,
копченым  языком  и  бутылкой  анисовой  водки.  Но  оказалось,  что   его
знаменитое имя повсюду обеспечивало ему радушный прием. Начальник  таможни
на границе, господин Хакель, чиновник с очень приятным и умным лицом,  сам
вышел ему навстречу и пригласил закусить с ним "чем  Бог  послал".  А  Бог
послал ему великолепную трапезу, которая привела Бальзака в восхищение.
   Разумеется, благодаря высокому покровительству начальника  с  Бальзаком
обращались самым почтительным образом во всех грозных  таможнях,  которыми
его пугали. Русская дисциплина произвела на путешественника  благоприятное
впечатление. Зато ему очень не понравилась кибитка - экипаж с плетенным из
лозняка кузовом, "в котором  у  седока  болят  все  косточки  от  дорожной
тряски... Ночь была чудесная; небо  походило  на  синий  покров,  прибитый
серебряными  гвоздиками.  Глубокую  тишину   оживлял   лишь   колокольчик,
непрестанно звеневший на шее лошади, серебристый и однообразный его звук в
конце концов становится бесконечно милым..."
   Наконец, проехав через "знаменитейший" город Бердичев,  Бальзак  прибыл
на  Украину.  "Это  пустыня,  царство  хлебов,  это  прерии  Купера  с  их
безмолвием. Тут начинается украинский чернозем, слой черной и тучной почвы
толщиной  в  "пятьдесят  футов,  а  зачастую  и  больше,  ее  никогда   не
удобряют..." Бальзак заснул глубоким  сном,  а  пробудившись  от  чьего-то
громкого возгласа, "увидел подобие  Лувра,  греческий  храм,  позолоченный
заходящим солнцем". То была Верховня.



XXXVIII. У МАРКИЗЫ КАРАБАС

   Весьма знаменательно... что мы нередко
   подчиняем свои чувства собственной  воле,
   берем  своего  рода  обязательства  перед
   собою и сами творим свою судьбу.
   Бальзак