|
измените, я так или иначе погибну". В письмах к Эвелине Ганской он не
скрывает своего духовного родства с героем этого романа. Начало любви
разыгрывается в Швейцарии - автор чтит дорогие ему воспоминания. Любовники
встречаются в Женеве, но "я не хочу, чтобы княгиня Гандольфини
останавливалась в доме Мирабо, на свете найдутся люди, которые вменили бы
нам это в преступление", - пишет он Ганской. Еще менее возможно поселить
ее у Диодати. Это было бы Слишком прозрачно, а ведь до сих пор, стоит ему
услышать эти четыре слога - Ди-о-да-ти, у него сильно колотится сердце.
Так же как у Бальзака, у Саварюса всегда перед глазами портрет его
Чужестранки и вид, где изображен ее замок. Жестокую девицу де Ватвиль,
разлучившую любовников, зовут Розали, как и роковую тетушку Ржевусскую.
Все в этой книге помогает заклятиям, которыми автор отгоняет от себя
черных дьяволов. В романе есть и второй план, и Бальзак обратил на него
внимание Ганской:
"Я намереваюсь дать в первом томе "Человеческой комедии" важный урок
для мужчин, не примешивая к нему урока для женщин, я собираюсь также
показать, как, придавая сначала слишком большое значение жизни в обществе,
утомляя в ней и ум и сердце, люди в конце концов приходят к отказу от
того, что им казалось некогда смыслом жизни. То будет "Луи Ламбер", однако
в другой оболочке".
Наставление годится не только для Альбера Саварюса, но и для Бальзака -
ведь он и сам иной раз Корит себя за то, что намечает слишком обширную
программу жизни. Зачем желать всего? "Моих сил и способностей хватит лишь
на то, чтобы быть счастливым; и если мне не удастся возложить на голову
венок из роз, то я перестану существовать... Достигнуть цели умирая, как
античный гонец! Не быть в силах наслаждаться, когда право быть счастливым
наконец приобретено!.. Это было уделом уже стольких людей". Так говорит
Альбер Саварюс. И человек, создавший этот роман, вторит ему: "Боюсь, что я
буду совсем опустошен, когда ко мне придет счастье".
Это предупреждение Чужестранке, но она, По-видимому, не поняла ни
наставления, ни романа.
"Удивляюсь, что вам не понравился "Альбер Саварюс", - печально говорит
в письме Бальзак. Правда, Эвелина Ганская могла угадать в княгине
Гандольфини некоторые черты графини Гидобони; правда также, что муж
(Эмилио Гандольфини) носит то же имя, что и граф Гидобони. По этой ли
причине или по другой, но она раскритиковала книгу, столь дорогую автору.
Она говорила, что это "мужской роман". В этом она не ошибалась. Это
действительно было произведение встревоженного зодчего, подсчитавшего, что
он выполнил лишь половину обширнейшего строительства; человека, знающего,
как ему еще много надо сделать, чтобы закончить свои дворцы; человека,
который видит, что каждый день уносит "частицу его личной жизни",
сокращает самое жизнь; человека, который чувствует, как у него в жилетном
кармане все больше сжимается лоскуток шагреневой кожи; творца, который
мечтает отбросить свои сверхчеловеческие планы, отдохнуть наконец после
тяжких трудов близ любовницы, исполненной материнской заботы о нем, и
боится, что, если эта надежда будет отнята, у него уже не хватит больше
силы жить.
XXXII. ВСТРЕЧА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
Надежда - это память и желание.
Бальзак
У каждого в жизни бывает полоса ожидания. Человек ждет какого-нибудь
события, решения; жизнь продолжается; счастье жизни где-то в воздухе. Со
времени смерти Венцеслава Ганского Бальзак был воплощенным ожиданием. "Я
теперь очень не доверяю жизни и боюсь, что со мной должно что-то
случиться", - тревожно писал он своей Еве. Эта северная любовь, которая
тлела несколько лет, вдруг разгорелась под ветром надежды. Но неистовый
труд изнурил Бальзака. "У меня непрестанно подергиваются веки, и я очень
беспокоюсь, так как вижу в этом признак какого-то надвигающегося нервного
заболевания", - писал он Ганской. Доктор Наккар, сторонник натуральных
методов лечения, еще раз уложил своего пациента в постель на две недели.
"Подумайте, лежать две недели, ничего не делая! И это мне, когда я полон
жажды деятельности! Приходится утешаться мыслями о нас с вами, строить
планы, проекты, "раскидывать карты", как говорят гадалки".
Лежа в постели, он в лихорадочном состоянии пытался вообразить
прекрасное будущее. Его стряпчий и подставной покупатель сохранят для него
Жарди; он все устроит там для Евы. Немного времени, терпения, денег - и
получится очаровательный уединенный уголок. "А кроме того, дом в самом
Париже, двадцать четыре тысячи франков дохода по государственной ренте -
вот прекраснейшая в мире жизнь, так как я буду получать пятнадцать тысяч в
Академии; к тому же мое перо, если я даже стану работать только шесть
часов в день, всегда будет приносить мне двадцать тысяч франков в год в
течение еще десяти лет, и это позволит мне скопить кое-что..." Строитель
счастья в царстве миражей! Стряпчий Гаво не только ничего не делал, чтобы
|
|