Вот уж ты явился взгляду,
   Сыплешь блесток мириады,
   И небесною отрадой
   Песня крыл твоих звенит
   [Виктор Гюго, "К Трильби" ("Оды и баллады")].

   А здесь, разве вы не слышите Валери? Гюго предчувствует также ту  роль,
которую иным людям предназначено играть в мире:

   Поэту чужд покой -
   Он утешает род людской,
   Рабов, снедаемых тоской...
   [Виктор Гюго, "Поэт в Революции" ("Оды и баллады")]

   Нет ничего труднее, как написать без лишних или неточных слов  короткое
стихотворение, в котором смысл  должен  быть  тесно  связан  с  ритмом.  В
двадцать два года Гюго делал  это  с  царственной  легкостью.  Но  он  был
неведомо для себя  романтиком,  и  присяжный  критик  "Журналь  де  Деба",
"старая лисица Гофман", грубый и  ворчливый  сын  Лотарингии,  писавший  в
молодости вольные  стишки  в  подражание  классикам,  разоблачил  его.  Он
упрекнул поэта за то, что у него отвлеченные идеи сочетаются  с  реальными
образами. "Писатели античности, - неосторожно заявил он, -  не  давали  бы
какому-нибудь божеству в качестве облачения тайну". Однако он имел дело  с
человеком, который лучше его знал античную и классическую литературу, Гюго
задал ему хорошую взбучку.

   Письмо Гюго к Гофману, опубликованное (в силу права на ответ) в  газете
"Журналь де Деба":
   "Я не стану утверждать, что это выражение буквально  взято  из  Библии.
Библия несколько романтична, не правда  ли?  Но  я  спрошу  вас,  чем  это
выражение кажется вам порочным?  Дело  в  том,  скажете  вы,  что  у  меня
отвлеченное понятие, тайна, непосредственно сочетается с реальным  образом
- облачением. Ну что  ж,  сударь,  такого  рода  сочетание  слов,  которое
кажется вам романтическим, встречается  на  каждом  шагу  и  у  "писателей
античного мира", и у "великих современных писателей".
   ...За отсутствием места, я  хочу  привести  только  самые  убедительные
примеры. Вы утверждаете, что классики, стремившиеся никогда  не  соединять
отвлеченные понятия с реальностями,  не  дали  бы  какому-нибудь  Божеству
тайну в качестве  облачения;  но,  сударь,  они  дали  в  качестве  основы
престола Божия - СПРАВЕДЛИВОСТЬ и ИСТИНУ  (Ж.-Б.Руссо.  Ода  XI,  кн.  1),
следовательно,  вещественному  образу  -  престол  дали  опору   из   двух
отвлеченных понятий - справедливость и истина. Вот  еще  примеры:  Гораций
сказал в оде XXIX, кн. III: "VIRTUTE me involo mea  (я  облекаюсь  в  свою
ДОБЛЕСТЬ)". Жан-Батист Руссо сказал (кн. IV, ода X); "Так в высшую заслугу
людям ставят порок, ИЗЯЩНЫМ облачением смягченный..." Ну и вот, сударь,  -
раз Гораций  делает  из  ДОБЛЕСТИ  облачение,  а  Руссо  то  же  делает  с
ИЗЯЩЕСТВОМ, разве не употребляем мы ту же  самую  фигуру,  применяя  ее  к
слову ТАЙНА, столь же отвлеченному, как изящество и доблесть?..
   Итак,  я  имел  честь  доказать  вам,  что  выражения,  в  которых   вы
усматриваете  всю  суть  романтизма,  по  меньшей  мере  столь  же   часто
употреблялись  классиками  античной  и  современной  литературы,   как   и
писателями наших дней,  а  поскольку  в  этих  выражениях  вы  усматривали
различие между двумя литературными жанрами, то оно рушится само собой;  из
этого следует, сообразно вашей системе, что нет никакой  реальной  разницы
между этими жанрами, раз единственная, признаваемая вами разница - разница
в  стиле,  совсем  исчезла.   Позвольте   поблагодарить   вас   за   такой
результат..."

   Нельзя не восхититься  твердостью  тона  в  этом  письме,  эрудицией  и
решительностью автора. Мастерство не декретируется, оно властно заявляет о
себе.



3. БЛУА, РЕЙМС, ШАМОНИКС

   Прекрасные творения - суть дщери своей
   формы, рождающейся прежде, чем они.
   Поль Валери

   Финансовые дела семейства Гюго улучшились. За право выпускать в течение
двух лет  "Новые  оды"  книгоиздатель  Лавока  платил  автору  две  тысячи
франков. Генерал  ежемесячно  посылал  сыну  небольшую  сумму,  и  Виктор,
получивший теперь два королевских пособия, просил отца, чтобы тот, помогая
ему, "прежде  всего  думал  о  собственном  своем  благополучии".  Молодые
супруги смогли в 1824 году снять небольшую квартирку в доме N_90 по  улице
Вожирар, над мастерской столяра, и платить за нее шестьсот  двадцать  пять
франков в год. Там у них и родилась 28  августа  дочь  Леопольдина.  "Наша
Дидина просто прелесть. Походит она на  мать,  походит  и  на  дедушку..."
Крестной матерью  записали  генеральшу  графиню  Гюго.  Конечно,  это  был