Ему приходилось призывать своих близких к  бережливости,  так  как  они
были склонны к расточительству.

   Гюго - Шарлю и Франсуа-Виктору:
   "Теперь поговорим  о  хозяйстве.  Покупка  вин  обходится  вам  слишком
дорого. В конце марта я уплатил за вино, посланное в Брюссель, 334 франка,
а всего с октября - 978 франков, словом, на одно только вино уходит за год
более 2000 франков. Сделайте отсюда вывод..."

   Сверх того, что он давал своей жене и сыновьям, они брали еще у него  в
долг, и он иногда объявлял им финансовую амнистию.
   Это не мешало госпоже Гюго прибегать к  займам,  чтобы  помогать  своим
родственникам. Она была крайне снисходительна к  своему  зятю  Полю  Шене,
бездарному художнику с подлой душонкой; ей  хотелось  порадовать  бедняжку
Деде, покинувшую родной дом. Сама она была серьезно больна. Уже на  Джерси
она вызывала беспокойство у своих близких, так  как  временами  слепла  на
один глаз из-за воспаления сетчатой оболочки глаза. У нее бывали сердечные
приступы, головокружения, и она чувствовала, что ей угрожает апоплексия.

   Адиль Гюго - сестре Жюли:
   "Ты еще не знаешь, что я написала завещание. Надо жить, постоянно помня
о смерти, быть с нею на дружеской ноге. Моей  дорогой  тетушке  Асселин  я
завещаю свадебный молитвенник Дидины". Виктор Гюго верил в то, что болезнь
его жены не опасна. "Помните одно: маме больше  всего  необходим  кровавый
бифштекс и прекрасное вино", - писал он сыновьям.

   Поистине радикальное средство при повышенном давлении.
   Он сам хотел лечить ее на Гернси. Огюсту Вакери, который  нежно  о  ней
заботился,  он  писал:  "Дорогой  Огюст,  передайте  моей  горячо  любимой
страдалице, что, если она не побоится совершить поездку  по  морю,  Гернси
примет ее с распростертыми объятиями.  Ее  чтица  из  Шофонтена  [Жюльетта
Друэ] будет читать ей, сколько она пожелает; Жюли  сможет  писать  под  ее
диктовку, а я сделаю все возможное, чтоб развлечь  и  рассеять  ее.  Весна
поможет ей, и здоровье восстановится..." Он был полон добрых намерений:

   "Мои дорогие, любите меня все, так как я живу для вас и вами. Вы -  моя
жизнь, я и вдали от вас всегда с вами душой. Дорогая,  любимая  моя  жена,
как ласковы твои письма. Они, право, благоухают нежностью. Для  меня  твое
письмо  как  цветок  нашей  лучезарной  весны.  О  да,  нам   всем   нужно
соединиться. Крепко обнимаю вас..."

   Тем временем сам Гюго трудился и творил. В  1866  году  он  опубликовал
обширный роман  "Труженики  моря".  Он  любил  гигантские  здания,  и  ему
хотелось рассматривать эту книгу  как  одну  из  глыб  гигантского  здания
Ananke (судьбы, рока...). "Собор Парижской Богоматери" - ananke  догматов;
"Отверженные" - ananke законов; "Труженики моря" - ananke вещей,  материи.
Произведения отличались большими достоинствами. Виктор  Гюго  вложил  сюда
все знания, накопившиеся во время его жизни на архипелаге,  об  океане,  о
кораблях, о моряках, о туманах, о морских чудовищах,  о  скалах  и  бурях.
Гернсийские нравы,  местный  фольклор,  дома,  посещаемые  "привидениями",
своеобразный французский язык англо-нормандцев - все  это  придало  роману
остроту и новизну.
   Лето 1859 года он провел на острове Серк, где  в  обществе  Жюльетты  и
Шарля наблюдал, как моряки взбирались на вершину отвесного утеса, видел  в
скалах  пещеры  контрабандистов,   присматривался   к   спруту,   которому
предстояло сыграть столь драматическую роль в его романе. Описания штормов
и бурь в его записной книжке должны были послужить материалом  для  книги,
которая сначала называлась "Моряк Жильят". Самоубийство Жильята  в  финале
романа предвосхищалось в следующей записи:

   "Порт де Серк, 10 июня, одиннадцать часов утра.
   Человек  проскользнул  между  скалами.  Зажатый  в  самой  узкой  части
расщелины, он не смог  выбраться  и  был  вынужден  оставаться  в  ней  до
прилива, который всегда затоплял расщелину. Ужасная смерть".

   В течение всего своего пребывания на острове Гюго записывал сведения  о
катастрофах, в которых был повинен океан.
   Если волны, скалы и морские чудовища были списаны  в  романе  с  натуры
кистью великого художника, то действующие лица получились менее  удачными.
Некоторые из них словно сошли со страниц романов Дюма-отца или  Эжена  Сю,
были среди них и опереточные контрабандисты  и  мелодраматические  злодеи;
что касается главных героев  -  Жильята  и  Дерюшетты,  то  они  порождены
своеобразной фантазией самого автора. Дерюшетта, юная невеста, идеальная и
бессознательно жестокая девушка, Адель до измены, Адель,  еще  не  ставшая
Аделью, наивная мечта, не перестававшая занимать его воображение. Жильят -
благородная  натура,  подвергшаяся  ударам   рока,   еще   один   призрак,
тревоживший воображение Гюго. Со времени мансарды на улице  Драгон  он  не
переставал порождать своих униженных  или  протестующих  героев.  В  итоге
благодаря  сочетанию  гениальности  и  наивности  книга  оказалась  новой,
захватывающей и должна была иметь успех.