| |
в горделивой бедности. Когда 12 декабря 1851 года "Фирмен Ланвен" вышел в
Брюсселе из вагона, его встретила Лора Лютеро, подруга Жюльетты, и повела
в дешевую гостиницу "Лембург", впоследствии носившую название "Зеленые
ворота"; она находилась в доме N_31 по улице Вьолетт.
Виктор Гюго - Адель Гюго:
"Я веду монашеский образ жизни. У меня в номере узенькая койка. Два
соломенных стула. Камина нет. Мои расходы в общей сумме составляют три
франка пять су в день...".
Писать об этом ему доставляло удовольствие. Упоительное смирение. "Ныне
я занимаю самое скромное место, меня уже с него не сбросят". 14 декабря
прибыла Жюльетта; Гюго поджидал ее под навесом в таможне, она привезла его
рукописи.
Жюльетта сознавала, что отныне ее окружает ореол героической
преданности и не было теперь рядом враждебно настроенной супруги Гюго;
кажется, наступил наконец день заслуженного и полного искупления грехов:
"Дело в том, что я действительно счастлива, на меня ниспослано
благословение, я имею право жить под ярким солнцем любви и преданности..."
Нет, она ошибалась; и для изгнанников существовал этикет. Великому
Изгнаннику не полагалось жить с любовницей, и несчастная Жюльетта должна
была поселиться без него у своих друзей Лютеро. Она безропотно переносила
жестокую обиду.
"Ничем не жертвуй ради меня, если это вызывает у тебя какое-либо
огорчение или угрызения совести. И жизнь моя, и смерть всецело принадлежат
тебе... Обещаю тебе, мой несказанно любимый, что ты больше не услышишь от
меня горьких упреков".
Она клялась, что их отношения будут идти в рамках, определенных ее
возлюбленным, какими бы тесными они ни были.
"Я хочу быть тебе верным другом, нежным, преданным, смелым, как
мужчина, по-матерински заботливым, бескорыстным, ничего не требующим как
ушедший из жизни человек".
Самоотверженность супруги никогда не достигала таких высот.
С первых же дней Жюльетта принялась "за переписку". Святой гнев,
"неистовое желание засвидетельствовать" то, что произошло, поглощало мысли
Гюго и должно было излиться... Он решил "заставить трепетать медную
струну", стать олицетворением возмущенной совести Франции, "человеком
долга". Прежде всего нужно было написать очерк о 2-м декабря (позже
названный "История одного преступления"). Он начал писать эту книгу на
следующий день после приезда в Брюссель. Изгнанники потянулись в Бельгию.
Каждый из них делился с ним своими воспоминаниями. В гостинице его соседом
оказался депутат Версиньи, вместе с которым он начал сопротивление
перевороту. 19 декабря в Брюссель приехала Адель, для того чтобы получить
указания от мужа. Он поручил ей выслать ему из Парижа по подложным адресам
и на вымышленные фамилии брошюры и документы. Александр Дюма-отец,
бежавший от своих кредиторов в Брюссель, обязался организовать пересылку
писем. Своим детям и жене Гюго проповедовал бережливость. Он считал себя
разоренным. Ему нравилось говорить об этом. Премьер-министр Бельгии Розье
преподнес ему в дар рубашки, он взял их. Несомненно, "господин Бонапарт",
включивший его в официальный список изгнанных, мог бы конфисковать его
имущество - как движимое, так и недвижимое. Но этого не было сделано.
Адель легко получила гонорар своего мужа через Общество литераторов и даже
его жалованье академика (тысяча франков в год). Правительство не хотело
выставить себя на посмешище преследованием великого поэта. Его жена без
особого труда перевела ему триста тысяч франков ренты, которую он, как
заботливый отец семейства и осторожный капиталист, тотчас же превратил в
акции Королевского банка Бельгии. В то время эта система сбережений была
новой, о ней сообщил Гюго бургомистр Брюсселя Шарль де Брукер, навещавший
его почти каждый день; он-то и сказал доверительно одному своему другу:
"Гюго не так беден, как хочет казаться... Он пустился в плавание не без
запаса сухарей. Как мне известно, у него кое-что есть в кубышке".
Однако своей жене Гюго писал: "Мы бедны, нужно достойно пройти путь,
который, возможно, будет коротким, но может быть и долгим. Я ношу старые
ботинки и старый костюм, в этом нет ничего особенного. Ты претерпеваешь
лишения, даже страдания, часто крайнюю нужду; это не так легко, потому что
ты женщина и мать, но ты это делаешь, не теряя присутствия духа и
благородства..." Многие потешались над этой нуждой на груде золота, над
тем, что ее обладатель торгуется с сыновьями, ассигнуя им деньги на
карманные расходы (Франсуа-Виктор получал всего лишь двадцать пять франков
в месяц), над "жалкой койкой" владельца акций банка. Это поведение поэта
объясняли тремя причинами. Первая причина: Гюго тосковал о прежней своей
бедности; ему, знаменитому писателю, все вспоминались молодые годы,
мансарда на улице Драгон, ему хотелось восстановить атмосферу юности и
лишить себя роскоши, к которой у него не было любви в сердце. В конце
декабря он переехал из гостиницы в дом N_16 на Гран-Пляс, где он снял
комнату почти без мебели - там стояли диван, стол, зеркало, чугунная печка
|
|
