| |
отличаются поворотливостью.
Потерпевший поражение, но не смирившийся кандидат вернулся к будничным
делам. Он все сильнее привязывался к детям. Прелестная Дидина,
рассудительная, умная и сдержанная девочка, по-прежнему оставалась
любимицей Гюго и становилась понемногу его наперсницей. Преждевременно
повзрослевшая из-за разлада в семье, Леопольдина отличалась недетской
серьезностью; мать рисовала очаровательные карандашные портреты дочери,
обнаруживая в них истинный талант. Денежные дела четы Гюго шли как нельзя
лучше благодаря переизданию книг поэта и возобновлению постановок его
пьес. Ежегодно они вкладывали изрядную сумму Денег в государственную
ренту. И тем не менее Гюго Требовал от своей жены строгого отчета во всех
расходах. Он давал ей тетради, разграфленные с помощью линейки на столбцы,
озаглавленные: "Стол", "Содержание" (Адель), "Содержание" (дети),
"Воспитание", "Галантерея", "Разные расходы", "Жалованье прислуге",
"Дорожные расходы". "Ссуды". В них должны были заноситься малейшие траты,
даже такие, как 0 фр. 12 сант. на омнибус или 2 фр. на прическу у
парикмахера Эмери, улица Сент-Антуан, 31. Заглянув в тетради, можно было
узнать, например, что в 1839 году госпожа Гюго восемнадцать раз
причесывалась у парикмахера. С возрастом Адель не стала более рачительной
хозяйкой. Несмотря на внешнее великолепие, дом на Королевской площади
содержался кое-как. Виктор Гюго работал "в каморке, где было холодно, как
в леднике", его матрасы были набиты шляпками от гвоздей, к его белью не
пришивали пуговиц, а платье его не штопалось. Таково, во всяком случае,
заключение Жюльетты Друэ, свидетеля пристрастного.
Адель изредка еще писала Сент-Беву, но, по его мнению, эта "любовь"
стала для нее просто грезой о минувшем, и он не ошибался. "Она
чувствовала, что стареет, здоровье ее внушало ей опасения, и как знать, не
почла ли эта благочестивая женщина своим долгом порвать любовную связь,
которую она уже не могла оправдывать непреоборимым влечением?"
Раздосадованный неудачей, Сент-Бев написал тогда в своих тетрадях немало
жестоких слов о Викторе Гюго: "Гюго-драматург - это Калибан, возомнивший
себя Шекспиром... Гюго упрекает меня в том, что я занимаюсь слишком
незначительными сюжетами. Не хочет ли он дать понять, что я не занимаюсь
более им самим?.. Гюго - софизм в пышном убранстве". Не пощадил он и
Адель: "В ранней юности легко мирятся с отсутствием в женщине ума, когда
есть красота, за которую ее любят, как и с отсутствием трезвого рассудка,
когда есть талант, за который человека обожают (я подметил это в супругах
Гюго, как в нем, так и в ней)..." Такая проницательность, подобно острому
клинку, ранит того, кто ее проявил, и Сент-Бев страдал.
Все лето 1836 года, с мая по октябрь, госпожа Гюго провела с детьми уже
не в Роше, а в Фурке (в лесу Марли), подле стареющего Фуше. В августе их
навестил Фонтане, он с восторгом вспоминал проведенный там день: "Давно уж
не было столь веселого обеда. Виктор без сюртука, сиречь в женином
пеньюаре, был неподражаем в своем радостном одушевлении... Груды жареного
мяса. Визит священника. Господин Фуше и его война с гусеницами..." Приезд
отца был для детей настоящим праздником. Когда он покидал их, отправляясь
путешествовать с Жюльеттой, Дидина писала ему: "Мне жаль тебя, бедный
папочка, как подумаю о том, сколько лье ты исхаживаешь пешком, а после
таких утомительных походов тебе приходится довольствоваться скверным
ужином. Впрочем, я не очень огорчаюсь, так как надеюсь, что из-за этого
тебе захочится (!) поскорее возвратиться в наш милый Фурке. А мы тебя тут
ждем и любем (!) всем сердцем..." Когда он возвращался в свой дом на
Королевской площади, к нему приезжала жена, а дети оставались в Фурке.
Леопольдина писала матери: "Мы встаем около восьми. Идем в церковь,
завтракаем. Я разучиваю фортепианные пьесы. Деде играет... Ежедневно
приходит кюре, спрашивает у меня урок по катехизису, ужинает у нас,
проводит с нами вечер... Спроси у папочки, не купит ли он мне романс под
названием "Монастырские прачки". Премилая вещитца (!). Ежели нет, купи
сама. Так или иначе, а ему придется раскошеливаться..."
Леопольдина готовилась к первому причастию под руководством аббата
Русселя, приходского священника в Фурке, и своего деда, сочинявшего для
нее духовные гимны. Мы располагаем "Тетрадью уединения" Дидины - девяносто
две страницы "Разбора подготовительных наставлений к моему первому
причастию".
На церемонии, которая состоялась 8 сентября, в воскресенье, в день
Рождества Богоматери, в приходской церкви Фурке, присутствовали Виктор
Гюго, Роблен и Теофиль Готье. Леопольдина, единственная, пришедшая к
первому причастию, преподала собравшимся урок истинной веры. Своим
простодушием и невинной прелестью она тронула сердца даже закоренелых
безбожников. Огюст де Шатийон запечатлел сцену на полотне. Еще 20 августа
госпожа Гюго отослала священнику полное собрание сочинений своего мужа в
двадцати томах с переплетом (цена 40 франков), попросив издателя Рандюэля
"потихоньку" вычесть стоимость посылки из гонорара автора.
Жюльетта Друэ пожертвовала для белого платья конфирмантки - о,
романтизм! - своим старым платьем из органди, облачком полупрозрачной
ткани, напоминавшим о временах расточительной роскоши. После богослужения
Гюго отправился в Париж, чем немало разочаровал гостей, собравшихся на
званый обед, который давали Пьер Фуше с дочерью для всего окрестного
духовенства. Адель Гюго - боязливый бухгалтер - писала мужу: "Расходы на
первое причастие Дидины не превысили двухсот франков... Конечно, довольно
|
|
