ловии, что он достанет субсидию. У Райта были состоятельные и весьма 
влиятельные почитатели; он обратился за помощью к таким людям, как лорд Айвиг, 
Артур Джемс Бальфур, лорд Флетчер Мултон, сэр Макс Бонн, и они очень быстро 
собрали необходимую сумму. Кроме того, как только закончилось оборудование 
лабораторий, крупная фармацевтическая фирма "Парк, Дэвис и компания" предложила 

Бактериологическому отделению поставлять ей вакцины, сыворотки, опсонины и 
антитоксины. Таким образом, начиная с этого времени отделение имело регулярный 
доход, но все средства шли на расширение клиники, а сотрудники лаборатории по-
прежнему оплачивались так же низко, как в наше время - подметальщики улиц.

Структура Бактериологического отделения была окончательно утверждена в 1909 
году 
на заседании палаты общин под председательством Бальфура. Отделение приобретало 

полную самостоятельность. Оно управлялось комитетом, который собирался только 
тогда, когда это находил нужным Райт. Для кворума достаточно было присутствия 
Райта и еще двух членов комитета. Благожелательная тирания Старика отныне стала 

узаконенной.

Женщины в лаборатории почти не бывали, за исключением тех дней, когда Райт 
подготовлял, как говорил его друг Эрлих, "программу для дам". Эти программы при 

помощи эффектных опытов знакомили леди Хорнер, миссис Бернард Шоу и других 
привилегированных дам с последними открытиями. Райт не скрывал своего полного 
презрения к женскому интеллекту, и нередко ночные чаепития бывали посвящены его 

женоненавистническим памфлетам. "Большей частью повышенное мнение о женском уме,
 
- говорил Райт, - должно быть приписано свойственному мужьям пристрастному 
отношению к своим женам. На самом же деле всем известно, что любящая своего 
мужа 
жена слепо принимает его убеждения... Я слышал, как одна женщина говорила о 
своей дочери: "Она настолько привязана к своему мужу, что, если завтра он 
станет 
магометанином, она последует его примеру".

Райт утверждал, что любовь почти всегда вызывается бактериальными токсинами. 
Его 
увлечение греческой терминологией привело его к тому, что он объяснял 
стремление 
женщин и мужчин обнять друг друга, обхватить любимого человека руками, положить 

ему голову на плечо "стереотропическим" инстинктом, то есть желанием опереться 
на что-то надежное. Он написал целую книгу против избирательных прав женщин, 
прав, которых яростно добивались тогда суфражистки. Он собирал язвительные 
высказывания лучших писателей о слабом поле, начиная с афоризмов Мишле: 
"Мужчина 
любит бога, женщина любит мужчину", кончая Мередитом: "Я полагаю, что 
цивилизация женщин будет последней задачей, которую поставит перед собой 
мужчина", и доктором Джонсоном: "Всегда найдется что-то такое, что женщина 
предпочтет истине".

Человек, который хочет осуществить свой великий замысел и работать не покладая 
рук, должен жить совершенно обособленно от женщин, учил Райт и сам строго 
соблюдал это правило. Свою семью он поселил за городом, а сам жил в Лондоне. 
Его 
семейным очагом была лаборатория. "Прежде чем принять решение по какому бы то 
ни 
было вопросу, человек должен внимательно обсудить его со сведущими людьми", - 
говорил Райт. Вот почему он окружил себя учениками. Одни, как Фримен, своими 
блестящими возражениями вдохновляли его. Другие, как Флеминг, помогали ему 
безошибочностью своих суждений, совершенной техникой, своим непоколебимым 
здравым смыслом, а иногда и молчаливым бунтом.

Очень скоро Флеминг полностью освоил этот новый мир, куда он попал совершенно 
случайно. Труд здесь превосходил границы человеческих возможностей. Утром - 
работа в больничных палатах, так как Райт по-прежнему требовал, чтобы 
исследователи были и клиницистами. Во вторую половину дня шел прием в 
консультации, куда приходили больные, которых обычные доктора причисляли к 
"безнадежным". У них брали кровь и исследовали ее. Флеминг торопился покончить 
с 
приемом, чтобы бежать в лабораторию и заняться своими предметными стеклами. 
После ужина все снова возвращались в лабораторию и принимались изучать 
бесчисленные пробы крови. Для контроля исследователи брали свою собственную 
кровь. "Наши пальцы напоминали подушечки для иголок", - вспоминает Кольбрук. 
Все 
это было еще сопряжено с опасностью заражения.

Ф