|
пишу ему об этом, но это все равно, что бросать слова на ветер".
Прозорливостью, столь естественной у свекрови, не были обделены и
золовки Лидии, но они относились к ней еще более враждебно. Елена
Хрептович и Мария фон Зеебах, урожденные Нессельроде, ненавидели Марию
Калергис и обвиняли ее (не без оснований) в том, что она играет по
отношению к канцлеру, которого она называла не иначе, как "обожаемым
дяденькой", ту же роль, что герцогиня Дино, другая заблудшая племянница,
играла при престарелом Талейране. Мария Калергис, эта "снежная фея",
слишком живо интересовалась поэтами и пианистами кузины ее относились к
ней подозрительно и предостерегали Дмитрия против ее пагубного влияния.
В феврале 1850 года Лидия, к великой радости могущественных семейств,
родила сына Анатолия, которого звали Толли. Но Франция обладала неодолимой
притягательной силой для прелестной и сумасбродной графини, и она вновь
уехала в Париж. Она оказалась чудовищной мотовкой. Лишь на цветы для
одного бала, данного ею в ее парижском особняке, она потратила восемьдесят
тысяч франков. Она шила только у Пальмиры, каждое платье обходилось ей в
полторы тысячи франков, и, отправляясь к портнихе, она заказывала всякий
раз не меньше дюжины. Она приобрела превосходные жемчуга длиною в семь
метров. К красному платью она носила убранство из рубинов (диадему,
ожерелье, браслеты, серьги), к туалету из голубого бархата - убранство из
сапфиров. Это, конечно, приводило к несметным долгам.
Сначала Лидии Нессельроде взбрело в голову познакомиться с автором
"Дамы с камелиями" потом стать его любовницей. Дюма-сын не столько
завоеватель, сколь завоеванный, потерял голову. Да и кто бы устоял?
Двадцатилетняя красавица, невестка премьер-министра России, беспощадная
кокетка, женщина тонкая и образованная, кидается на шею бедному
начинающему писателю. Мог ли Александр сомневаться, что встретил истинную
любовь?
Дюма-отец рассказывает в своих "Беседах" о том, как сын привел его "в
один из тех элегантных парижских особняков, которые сдают вместе с мебелью
иностранцам", и представил молодой женщине, "в пеньюаре из вышитого
муслина, в чулках розового шелка и казанских домашних туфлях". Ее
распущенные роскошные черные волосы ниспадали до колен. Она "раскинулась
на кушетке, крытой бледно-желтым Дамаском. По ее гибким движениям было
ясно, что ее стан не стянут корсетом... Ее шею обвивали три ряда жемчугов.
Жемчуга мерцали на запястьях и в волосах..."
- Знаешь, как я ее называю? - спросил Александр.
- Нет. Как?
- Дама с жемчугами.
Графиня попросила сына прочитать отцу стихи, которые он написал для нее
накануне.
- Я не люблю читать стихи в присутствии отца, я стесняюсь.
- Ваш отец пьет чай и не будет на вас смотреть.
Александр начал слегка дрожащим голосом:
Мы ехали вчера в карете и сжимали
В объятьях пламенных друг друга: словно мгла
Нас разлучить могла. Печальны были дали,
Но вечная весна, весна любви цвела.
Затем в поэме описывалась прогулка в парке Сен-Клу, молодая женщина,
придерживающая шелковое платье, длинные аллеи, мраморные богини, лебедь,
имя и дата, начертанные на пьедестале одной из статуй:
Распустятся цветы - и в сад приду я снова,
Я в летний сад приду взглянуть на пьедестал:
Начертано на нем магическое слово -
То имя нежное, чьим пленником я стал.
Скиталица моя, где будете тогда вы?
Покинете меня? Вновь разлучимся мы?
О, неужели вы хотите для забавы
Средь лета погрузить меня в кошмар зимы?
Зима - не только снег, не только мрак и стужа,
Зима - когда в душе свет радости погас,
И в сердце песен нет, и мысль бесцельно кружит,
Зима - когда со мной не будет рядом вас.
Дюма, снисходительный отец, заключал: "Я покинул этих прелестных и
беспечных детей в два часа ночи, моля Бога влюбленных позаботиться о них".
Надо сказать, что Бог влюбленных плохо заботился о своих подопечных.
Вьель-Кастель 29 марта 1851 года записал в своем дневнике следующую
сплетню, которую, как он говорил, передают под большим секретом: три
знатные иностранки, среди них Мария Калергис и графиня Нессельроде, будто
бы "основали общество по разврату на паях" и вербовали для этой цели
"героев-любовников из числа самых бесстыдных литераторов. Нессельроде
взяла себе в наставники Дюма-сына, Калергис поступила под опеку Альфреда
де Мюссе. Дюма-сын обрел в Нессельроде самую послушную ученицу. Но приказ
из Петербурга, призывающий графиню вернуться на родину, положил этому
конец..."
|
|