Андре Моруа.
    Три Дюма

  -----------------------------------------------------------------------
  В кн: "Андре Моруа. С/с в шести томах. Том первый, том второй".
  М., "Пресса", 1992. Пер. с фр. - С.Беспалова, С.Шлапоберская.
  OCR    ellcheck  y HarryFa , 14 March 2002
  -----------------------------------------------------------------------


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

  Мало есть имен более известных миру, чем имя Дюма-отца. В любой  стране
читали его книги и продолжают их читать.  Поэтому  мне  нет  необходимости
оправдывать  свой  выбор.  Изучая  жизнь  Жорж  Санд  и  Виктора  Гюго,  я
натолкнулся в процессе  работы  на  новые  документы,  -  и  мне  пришлось
добавить к  моей  галерее  романтиков  портрет  Александра  Дюма.  Критики
поколения  Думика-Брюнетьера,  признавая  в  нем   человека,   наделенного
недюжинными   природными   способностями,   отказывали   в   таланте   его
произведениям. Прекрасная книга господина Анри Клуара возвратила Дюма  его
законное место в истории французской литературы.
  Его обвиняли в том, что он забавен, плодовит  и  расточителен.  Неужели
для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным? Рубеж, отделяющий
в наши дни литературу серьезную, которую только и  удостаивают  уважением,
от литературы развлекательной, в  прежние  века  не  существовал.  "Мольер
вышел из  балагана,  -  пишет  Роже  Кайуа,  -  и  без  труда  перешел  от
простонародного фарса к придворной комедии. Бальзак обычно публиковал свои
романы в газетах, позднее так же будут поступать  Диккенс  и  Достоевский.
Гюго на протяжении всей жизни умел завоевывать и  сохранять  любовь  самой
широкой аудитории". Гомер был поэтом для всех.
  Бальзака, Диккенса или Толстого совершенно заслуженно ставят выше Дюма,
и я, со своей стороны, их предпочитаю, но  это  не  мешает  мне  сохранять
горячую любовь к писателю, который был отрадой моей юности и в котором я и
поныне люблю силу, жизнерадостность и великодушие. Гюго ставил его в  один
ряд с лучшими писателями своего времени: "Ты уходишь от нас вслед за Дюма,
Ламартином и Мюссе", - писал он в "Надгробии Теофилю Готье". Значит, автор
"Отверженных" не считал, что писатель унижает себя, если его читают больше
пятисот человек. Прибавим, что в жизни Дюма было  не  меньше  приключений,
чем в его романах. А это подливное наслаждение для биографа.
  Некоторым читателям, возможно, покажется странным,  что  я  уделил  так
много внимания в этой работе Дюма-сыну. "Какой  Дюма?"  -  спрашивал  Анри
Клуар и отвечал: "Единственный", имея в виду Дюма-отца. Я надеюсь, что мне
удастся побудить этого столь справедливого критика пересмотреть свою точку
зрения.  Жизнь  Дюма-сына  малоизвестна.  Я  привлек  множество  ранее  не
публиковавшихся документов. Его переписка, гораздо более обширная,  чем  у
Дюма-отца, поможет читателю лучше узнать  его.  Я  надеюсь,  она  позволит
понять, почему он не мог не написать тех пьес, которые изумляют, а  иногда
и шокируют зрителя наших дней.
  На самом деле отец и сын  вопреки  видимости  были  очень  близки.  Оба
унаследовали какие-то черты генерала Дюма. Обоим  пришлось  с  ранних  лет
бороться против жестокой несправедливости. Дюма-отец много  страдал  из-за
расовых предрассудков, Дюма-сын - из-за незаконного  происхождения.  Обоим
пришлось доказывать себе, что они ничуть не хуже, а даже лучше других.  Их
любимые герои - Вершители Правосудия: мушкетеры у Дюма-отца,  моралисты  у
Дюма-сына.
  У отца "очищение от страстей"  достигается  путем  отказа  считаться  с
реальностью. Его называли хвастуном, вралем, но, по-видимому,  он,  как  и
Бальзак, не мог отделить реальное от воображаемого.  Судьба  отца  служила
постоянным уроком для сына. Расточительный отец породил бережливого  сына,
отец легкомысленный  -  сурового  резонера.  Дюма-сын  решил  после  бурно
проведенной юности перестроить жизнь в соответствии со своими  принципами.
Он потерпел неудачу, и  в  этом  заключается  драма  его  жизни.  Дюма-сын
разыгрывал в жизни одну из драм Дюма-сына. Я постарался нарисовать  точный
портрет этого раздираемого противоречиями человека.
  Я должен выразить свою признательность множеству  лиц.  Незнакомые  мне
люди, узнав, что я пишу книгу  о  семействе  Дюма,  любезно  прислали  мне
бесценные документы, ранее не  публиковавшиеся.  Александр  Липпман,  внук
одного Дюма и правнук другого, разрешил мне ознакомиться с  дневником  его
отца. Г-жа Балашовская-Пети, которой меня представил мой любезный  коллега
и друг Эмиль Анрио, подарившая в свое время Национальной библиотеке бумаги
Дюма-сына, великодушно открыла передо мной свое  частное  собрание,  точно
так же как и г-жа Сенкевич, г-жа Руссо, г-жа А.Дюмениль, Франсис  Амбриер,
г-н Альфандери, г-н Альфред Дюпон, г-жа Прива, г-н Даниэль Тиро, г-н Рауль
Симонсон, г-н Жозе Камби и десятки  других.  Люсьена  Жюльен-Каин  любезно
перевела для меня некоторые тексты, опубликованные в России.  Национальная
библиотека, библиотека Арсенала и куратор собрания Шпельберх де  Ловенжуль
оказывали мне всяческую помощь. Архивы Суассона, Лаона и Вилле-Коттре дали
мне возможность познакомиться с документами, проливающими свет на  военную
карьеру генерала Дюма. И наконец, моя жена, как и обычно, была моим вторым
я.