позировала Валадон. 
Опершись на столик, где стоят бутылка вина и рюмка, она, скорбно сжав губы, 
устремила куда-то 
вдаль пустой, бессмысленный взгляд. Винсент проявлял к этому полотну живой 
интерес - ведь в 
нем так отчетливо сказывалось его влияние.
       Зимой Ван Гог впал в меланхолию. Вторая попытка вместе с Лотреком, 
Бернаром и 
Анкетеном организовать народную - и к тому же постоянную - выставку в 
ресторане-кабаре 
"Тамбурин" на бульваре Клиши потерпела неудачу так же быстро, как и первая. 
Винсент взял от 
Парижа и от художественных школ все, что мог. Он жаждал больше солнца, больше 
света, он 
стремился к полыхающим землям, к тому, что называл Японией: юг Франции, Африка. 
Ах, когда 
же наконец будут основаны фаланстеры для художников, эти убежища среди пустыни 
жизни, 
"бедные извозчичьи лошади" живописи будут в тепле. Лотрек, видя, как нуждается 
Ван Гог, не 
раз помогал ему. Но Ван Гога волновала не собственная судьба: Лотрек богат, так 
почему бы ему 
не создать общинную мастерскую? Он не давал Лотреку покоя, делясь своими идеями.

       Когда у Ван Гога созревал какой-нибудь план, он уже не мог думать ни о 
чем другом. 
Лотрек по складу своего характера ненавидел всякую филантропию, и настойчивость 
Ван Гога 
раздражала его. Он не знал, как ему отделаться от такой беспокойной дружбы, не 
обидев 
голландца, этого он ни в коем случае не хотел. Узнав, что Ван Гог собирается 
покинуть Париж, 
Лотрек решил ускорить отъезд.
       Ван Гог колебался: куда податься? В Африку или Прованс - в Марсель, в 
Экс... Он 
пускался в длинные рассуждения, спорил... Всюду были свои "за" и "против". А 
почему бы не 
остановиться на Арле? - предложил Лотрек; хороший городок, еще не облюбованный 
художниками. Там кисть Винсента смогла бы "посоперничать с солнцем". К тому же 
и жизнь в 
этом городке недорогая. Ван Гог загорелся. Арль будет его Японией. И кто знает, 
может, позже, 
когда он обживет этот край, добрые друзья приедут к нему и они сообща откроют 
"Южную 
мастерскую"? И вот в один из февральских вечеров Ван Гог вдруг объявил: "Завтра 
я уезжаю".
       До отъезда из Парижа Ван Гог уговорил своего брата Тео приобрести для 
галереи "Буссо и 
Валадон" несколько полотен Лотрека. Еще раньше, зимой, по поручению Октава 
Мауса, секретаря 
брюссельской "Группы двадцати", Лотрека для ознакомления с его работами посетил 
Теодор Ван 
Риссельберг. "Этот коротышка совсем недурен, - заявил Ван Риссельберг, - у него 
есть талант, 
и он определенно подходит для "Группы двадцати"". И Лотрека пригласили принять 
участие в 
выставке 1888 года. Он ликовал. Открытие Брюссельской выставки, на которую 
Лотрек прислал 
одиннадцать полотен и один рисунок, как раз совпало с отъездом Ван Гога в 
Прованс.
       "Группа двадцати" была одной из самых активных ассоциаций нового 
искусства. 
Художники, входившие в нее, не только не боялись скандала, но даже, скорее, 
стремились к нему. 
Каждый год их выставка вызывала в бельгийской прессе бурю негодования: "Что нам 
покажет 
Маус на этот раз? Зеленых кроликов и розовых дроздов?" Февральская выставка 
1888 года, на 
которой были представлены Синьяк, Энсор, Уистлер, Форен и другие, ничем особым 
не 
отличалась от предыдущих, если не считать Лотрека, который обезоружил 
большинство критиков. 
Они упрекали его за "иногда слишком жесткий рисунок", за "негармоничные и 
грязные краски", 
но в то же время отдавали должное его аналитическим способностям, благодаря 
которым он 
"проникал в душу и в мысли людей", его "довольно злому остроумию", его "хорошо 
поставленным фигурам".
       Ободренный этим многообещающим началом, Лотрек трудился не покладая рук. 
Десятого