заявила: "Что 
ж, вполне естественно. Непримиримые в искусстве протягивают руку непримиримым в 

политике!"
       Только к одной картине некоторые критики отнеслись снисходительно. Это 
был портрет 
во весь рост жены Моне, Камиллы, которую художник написал в японском костюме, - 

нашелся 
любитель, который не пожалел за нее две тысячи франков. Но в этом успехе 
большую 
роль 
сыграла мода на японское искусство.
       Приходивший в галерею Виктор Шоке, не жалея красноречия, пытался убедить 

посетителей, знакомых и даже незнакомых, насколько хороши выставленные картины. 

Некоторые 
вежливо улыбались в ответ, некоторые отвечали насмешками. Шоке не сдавался и 
продолжал 
свою агитацию. Он пытался даже склонить на сторону импрессионистов критика 
Альбера Вольфа. 
Этот критик из "Ле Фигаро" любил называть себя "первым острословом в Париже". 
Но 
по 
общему мнению, он был в Париже первым уродом: прилизанные, жирные от помады 
волосы, 
дряблая кожа, желтоватое широкоскулое лицо с бледными губами - "на эдакую 
физиономию 
впору надеть штаны" 3. Теперь же Вольф проявил себя самым злобным врагом 
импрессионистов в 
направленном против них памфлете, который он опубликовал, презрев 
заступничество 
Шоке.
           1 Цитаты из "Ла Франс" и "Ле Пеи" от 4 апреля 1876 года.
           2 Он был подписан Эмилем Блемоном. Сотрудник Эрнеста д'Эрвилли 
Блемон 
купил две картины на 
распродаже в отеле Друо.
           3 Эти слова принадлежат Луи Вейо; по адресу Вольфа их произнес Жорж 
Ривьер.
       
       "Над улицей Ле Пелетье тяготеет проклятие, - писал он 3 апреля в своем 
"Ла Каландрие 
паризьен". - После пожара в театре Оперы 1 на квартал обрушилось новое бедствие.
 
У Дюран-
Рюэля недавно открылась выставка - называют ее художественной. Безобидный 
прохожий, 
привлеченный рекламой, которая украшает фасад, входит, и его испуганному взору 
представляется зловещее зрелище: пять или шесть безумцев (среди них одна 
женщина) - группа 
несчастных, пораженных манией честолюбия, - собрались здесь, чтобы выставить 
свои 
произведения.
       Некоторые, глядя на эти опусы, смеются. У меня при виде их сжимается 
сердце. Эти, с 
позволения сказать, художники именуют себя непримиримыми, импрессионистами. Они 

берут 
холст, краски, кисти, накладывают разноцветные мазки как бог на душу положит и 
ставят под 
ними свою подпись. Вот так в приюте Вилль-Эврар душевнобольные подбирают на 
дороге 
камешки, воображая, будто нашли бриллианты. Ужасное зрелище человеческого 
тщеславия, 
доводящего до помрачения рассудка. Попробуйте втолковать господину Писсарро, 
что 
деревья не 
бывают сиреневыми, что небо не похоже на только что сбитое масло, что ни в 
одной 
стране не 
видывали того, что он пишет, и ничей разум не в силах воспринять подобную 
несуразицу! С таким 
же успехом вы попытались бы убедить пациента доктора Бланша, вообразившего себя 

папой 
римским, что он живет не в Ватикане, а в квартале Батиньоль. Подите-ка 
образумьте господина