словно 
могильной плитой. Охваченный отчаянием, он изнемогал от жажды в пустыне книжной 

премудрости и, словно заблудший Давидов олень, искал стеная живительный 
источник. В 
самом деле, чего требовал Христос от своих учеников - учености или любви? Разве 

не хотел 
он, чтоб они зажигали в сердцах людей пламя добра? Идти к людям, говорить с 
ними, чтобы 
слабый огонек, тлеющий в их сердцах, разгорался в яркое пламя, - разве не это 
важнее всего 
на свете? Любовь - только она одна спасает и греет! А ученость, которой требует 

от своих 
священников церковь, бесполезна, холодна и уныла. "Блаженны нищие духом, ибо их 

есть 
Царство Небесное!" В тревоге и ожесточении, измученный бурей, бушующей в его 
сердце, 
Винсент настойчиво, тревожно ищет свое я.  Ищет ощупью. Его одолевают сомнения, 

мучительные, как спазмы. Он твердо знает только одно: он хочет быть "человеком 
внутренней, 
духовной жизни". Пренебрегая различиями, существующими между вероисповеданиями, 

он 
игнорирует также специфику разных видов человеческой деятельности, считая, что 
она лишь 
затушевывает главное, лежащее в их основе. А это главное, полагает он, можно 
найти повсюду 
- в Священном писании и в истории революции, у Мишле и у Рембрандта, в 
"Одиссее" 
и в 
книгах Диккенса. Нужно жить просто, превозмогая трудности и разочарования, 
укреплять свою 
веру, "любить сколько возможно, потому что только в любви заключена истинная 
сила, и тот, 
кто много любит, творит великие дела и многое может, и то, что делается с 
любовью, делается 
хорошо". Святая "нищета духа"! Нельзя допускать, "чтобы остывал пыл твоей души, 

а, 
напротив, необходимо его поддерживать", стать по примеру Робинзона Крузо 
"естественным 
человеком", и это, добавляет Винсент, "даже если ты вращаешься в образованных 
кругах, в 
самом лучшем обществе и живешь в благоприятных условиях". Он переполнен любовью,
 
любовью великой очистительной силы, и ею он мечтает напоить людей. Неужели для 
того, 
чтобы дать людям любовь, переполняющую его сердце, он непременно должен уметь 
переводить все эти фразы, злорадно смотрящие на него с унылых страниц учебника? 

Зачем ему 
нужна эта суетная, бесполезная наука?
     Винсент не в силах дольше терпеть, и в июле, спустя год и три месяца после 

приезда в 
Амстердам, он оставляет свои занятия - сухую мертвую премудрость - и 
возвращается в 
Эттен. Он не создан для кабинетной деятельности пастора, для безмятежной службы,
 
для всех 
этих бесплодных упражнений. Ему надо служить людям, гореть, надо обрести самого 

себя, 
сгорая в этом огне. Он весь огонь - огнем ему и быть. Нет, он не станет 
священником. Он 
посвятит себя настоящей миссии - такой, где сразу сможет найти приложение своим 

силам. 
Он будет проповедником, он понесет слово божье в тот черный край, о котором 
писал Диккенс, 
где во чреве земли, под породой, притаилось пламя.
     Куда идешь ты, Винсент Ван Гог? Кто ты, Винсент Ван Гог? Там, в Зюндерте, 
на 
кладбище, стрекочет в листьях высокой акации сорока. Иногда она садится на 
могилу твоего