свои воинские части; генералы никак не могут разузнать, где стоят их войска, 
которые чаще всего числятся лишь на бумаге. В армию призвана и мобильная 
гвардия, но, не имея ни оружия, ни амуниции, гвардейцев вооружают на учении 
палками от метел, а ввиду недостатка командного состава приходится зачастую 
обращаться к импровизированным инструкторам. На первых порах удалось призвать 
не 
более двухсот пятидесяти тысяч человек. Война, "с легким сердцем" принятая 
премьером Эмилем Олливье, началась, но началась она очень неудачно.

Для Сезанна этих волнующих Францию событий, откровенно говоря, не существует. 
Оставив квартиру в доме № 53 по улице Нотр-Дам-де-Шан, где он жил с Гортензией, 

Сезанн потихоньку скрылся Приехав в Прованс, он устроил Гортензию в Эстаке, в 
домике на площади д'Эглиз. Не подлежит сомнению, что снисходительной матери он 
открылся во всем, но отец о его связи не знает: и как бы прогневался 
вспыльчивый 
Луи-Огюст, проведай он тайну сына! Он бы сразу же заподозрил в Гортензии 
авантюристку, соблазнившуюся его богатством. Луи-Огюст, которому теперь уже 
семьдесят два года, только-только удалился от дел; с полного согласия Кабассоля,
 
своего бессменного компаньона, он закрыл банк.

Сезанн живет с Гортензией в Эстаке. Однако он часто приезжает на день-два в Экс.
 
Непохоже, чтобы он был внесен в мобилизационные списки. Впрочем, в Провансе 
мобилизация проходит очень вяло, что не может не сказаться на формировании 
армии. К всеобщей неразберихе, ко всем препятствиям, тормозящим призыв, здесь 
еще прибавляется равнодушие. Несмотря на катастрофические вести, непрестанно 
поступающие с Запада, где французские войска весь август терпят одно поражение 
за другим, в Провансе война остается событием далеким, нисколько не 
затрагивающим его жителей.

Меньше всех интересуется ею Сезанн. Он пишет. Никогда еще Эстак, его огромный, 
отливающий зеркальным блеском залив, его возвышающееся амфитеатром полукружие 
холмов не казались ему столь прекрасными. Вдали за золотисто-сизой дымкой 
марева 
раскинулся Марсель - порт, мол с его лесом мачт, небольшой пригорок, увенчанный 

храмом Нотр-Дам-де-ла-Гард, вырисовывающийся на корявом фоне массива 
Марсейвейра. Поближе, на переднем плане, у подножия каменистых отрогов, среди 
краснозема дымят кирпичные заводы Сен-Анри. В Эстаке, начиная от самого 
побережья, улицы, а с ними и расположенные вдоль них ярусы домов крутой 
спиралью 
уходят вверх, туда, в хаос, где нагроможденные друг на друга скалы, 
ослепительно 
белые на ярком свету, инкрустированы мерцающими изумрудами сосен. Позади одни 
лишь кручи, ущелья, словно выдолбленные в толще известняка, волны обрывистых, 
пересеченных оврагами холмов, изредка то там, то сям попадается одинокий домик, 

затерянный в этой огненной пустыне. Впереди расстилается спокойное, словно 
озеро, море, разбросанные по нему острова в ослепительно ярком блеске солнца 
кажутся обрывками туманных видений.

Мир, покой.

Сезанн пишет. Он работает на пленере и, чтобы воссоздать то, что открывается 
его 
взору, силится уйти от самого себя, присматривается к различию тонов и планов, 
умеряет, вернее, старается умерить свой внутренний жар. Среди скал, в 
безграничном покое моря и неба, Сезанн пишет.

Вести о войне до него доходят, как смутный шум. 2 сентября в битве при Седане 
Наполеон III во главе восьмидесятитрехтысячной армии капитулировал. Через три 
дня в Париже была провозглашена республика. В Эксе в тот же вечер, едва пробило 

десять часов, республиканцы вторглись в ратушу, разорвали портреты деятелей 
режима, отошедшего в вечность, объявили весь муниципалитет отрешенным от власти,
 
избрали без голосования других городских советников, в число которых попали не 
только Луи-Огюст, но и Байль, и Валабрег - они тоже бежали из Парижа, - и 
Виктор 
Лейдэ, в прошлом соученик Сезанна, а ныне оптовый торговец оливковым маслом.

Вот так сюрприз! В Эстак нагрянул Золя с матерью и Габриэль. Он ищет в Провансе 

убежища для обеих женщин. Прусские войска идут на Париж. Габриэль вне себя от 
страха. Она была "так напугана"[88 - Золя, письмо к Эдмонду Гонкуру от 7 
сентября 1870 года.], что 7-го числа Золя, до крайности взвинченный, поспешил 
оставить столицу. Дела его застопорились. В июне в "Ле Сьекль" начала выходить 
"Карьера Ругонов". Оккупация прервала печатание этого романа.