|
руки спрятаны в муфту. Вызываемое Бертой чувственное возбуждение превращает
этого дважды живописца в лирика. Пусть он не знает, пусть она не знает (а если
бы подозрение и зародилось, то как поспешно постарались бы они от него
отделаться!), что картины, когда Мане с кистью в руке пытается разгадать
загадку
этого лица, запечатлеть его очарование и испытываемую им самим душевную
смятенность, порождают чувство обладания, взаимного причащения.
И искусство Берты, и искусство Мане питается невыраженной любовью, ее обоюдными
мечтами. Полотна Мане - Берта может созерцать их вволю - пример для нее. Но и
Берта по-своему оказывает влияние на автора "Олимпии". Для Мане многое
представляется проще в присутствии этой наделенной спокойной смелостью молодой
девушки, так же как и он, и даже, быть может, больше, чем он, прокладывающей
дорогу к живописи будущего, к тем празднествам света, воцарение которых уже
подготовляют "батиньольцы" - все эти Моне и Ренуары, Писсарро и Сислеи.
"Светлая
живопись", "пленэр" - эти слова постоянно звучат во время несмолкаемых споров в
кафе Гербуа. Мане горячится, медлит ступить на тот путь, куда его так хотят
увлечь; ему кажется, что путь этот слишком не соответствует традициям, какие
сам
художник защищает и хочет прославить. Но рядом с ним Берта - вестница
зарождающегося и пока не имеющего имени искусства. И однажды Мане вынужден
будет
поддаться чарам.
В конце концов, как удачно, что Викторина Меран не появляется больше в
мастерской Мане. Присутствие других женщин Берта переносит с нескрываемым
раздражением. Даже славная Фанни Клаус выводит ее из равновесия: "малютка
Клаус", - говорит она кисло. Свадьба сестры Эдмы не только лишает Берту подруги
и опоры; свадьба эта, бесспорно, возбудила в ней смутные мечты о невозможном.
Ее
нервозность, и без того чрезмерная, еще возрастает.
Она возрастает тем более, что в феврале 1869 года дочь романиста Эммануэля
Гонсалеса Эва, которая уже два года занимается живописью, просит у Мане
разрешения работать под его руководством.
Мане случалось встречаться с семьей Гонсалесов на приемах у Альфреда Стевенса.
Плодовитый писатель, автор популярных романов Гонсалес, бывший президент
Общества литераторов, принадлежит к самым известным людям Парижа. Женатый на
валлонке, он относится к одной из двенадцати семей, получивших дворянское
звание
от Карла V, в княжестве Монако. Он не слишком высоко ценит Мане как художника,
в
чем абсолютно расходится с дочерью. Когда Эва поведала о желании учиться у Мане,
Гонсалес был озадачен. Автор "Олимпии", ее пресловутого кота, особы с попугаем!
Что за нелепая мысль! Но Эва вопреки тому, что можно было бы предположить, зная
об ее унаследованной от матери вялости и нерешительной робости, обладает
твердой
волей; все возражения отца тщетны, и он вынужден уступить.
Отныне Эва регулярно работает под руководством Мане в мастерской на улице Гюйо.
Мало того, что она бывает тут, сияющая молодостью (Эва моложе Берты на восемь
лет), во всем своем высокомерном безразличии и той "morbidezza"[187 -
Morbidezza
- мягкость (итал.).], которая в известной степени контрастирует с ее
внешностью:
резко очерченный, с горбинкой нос, упрямый подбородок, лоб, выступающий из-под
густой массы волос, "схваченных на макушке широким бантом"[188 - По словам
Теодора де Банвиля.], - короче говоря, во всем величии юности, излучаемом этим
существом; мало того, что она просто бывает тут, дышит воздухом мастерской, она
приносит сюда шелест своих платьев, запах духов, свои манеры женщины
соблазнительной и желанной, окруженной поклонением многочисленных почитателей.
Если бы Мане хотел разжечь ревность Берты, то именно так ему и следовало бы
вести себя. В его поведении проскальзывает явное искушение подразнить и даже,
может быть, инстинктивное желание помучить Берту. Он расточает Эве комплименты,
хвалит ее этюды и доходит до того, что ставит ее Берте в пример.
Он порхает как бабочка. Проворно раскладывает на скатерти фрукты, кисть
винограда, нож, кусок семги, многословно расточая Эве советы: "Ну-ка живенько
изобразите все это! Фоном не занимайтесь. Ищите валеры. Понимаете? Когда вы
|
|