| |
поддержать свои надежды. 1 апреля 1879 года он смог наконец водвориться в
собственной мастерской. Эта бесцветная мастерская, расположенная в глубине
двора, мягко выражаясь, не слишком для него подходяща, но что делать! Хоть и
северная сторона, но света достаточно, а это главное. Мане в срок закончил тот
двойной портрет, на котором представлена чета из предместья Сен-Оноре. Под
названием "В оранжерее" он пошлет его во Дворец промышленности, присовокупив к
нему одну из картин, написанных в Аржантейе, ту, что называется "В лодке", - он
придирчиво изучил ее и нашел превосходной. Эта пленэрная живопись - лодки на
фоне ярко-голубой воды - неужели она шокирует жюри? Ну и пусть!
Он не прочь сейчас немножко подразнить жюри. Это ему полезно для здоровья. И
потом Мане, не выставлявшийся в прошлогоднем Салоне по собственной воле,
сегодня
знает, что может твердо рассчитывать на поддержку газет и определенной части
публики. Когда у тебя перебывало столько народу, не знать об этом просто
невозможно. Налицо также нечто гораздо большее, неизмеримо большее: год от года,
от освистывания к освистыванию, от провала к провалу Мане как-то незаметно
преобразил живопись этой второй половины века. Теодор Дюре имеет все основания
утверждать, что если сравнить нынешние Салоны с прежними, то в глаза сразу
бросится очевидность радикальнейших изменений "приемов, сюжетов, эстетики",
Мане
оказал влияние не только на свою "банду". По-иному, несомненно, более
приглушенно, но тем не менее очевидно, его пример затронул и многих других
художников. Молодые живописцы 1879 года уже не "видят" так, как "видели" их
предшественники в 1859 году, когда Мане писал "Любителя абсента". Побежденный
оказывается победителем. В Школе изящных искусств распевают куплет:
Тот, кто даровит,
Без наград сидит:
Как Курбе[241 - Курбе умер в Швейцарии 30 декабря 1877 года.], как
Мане -
Эта жизнь гнусна вполне[242 - Перевод В. Н. Прокофьева.].
Некоторое время тому назад ученики Школы - целый класс - взбунтовались против
навязываемой им системы обучения и потребовали отставки своего "патрона",
обвиняя его в том, что он слишком "высокопарен". Так ничего и не добившись, они
распрощались с официальными метрами и попросили Мане открыть мастерскую, где он
руководил бы их работой. Предложение - Мане отклонил его - весьма
знаменательное.
Не менее знаменательно и то, что жюри сразу же приняло обе его работы.
Знаменательна и похвала им в статье Альбера Вольфа, опубликованной при открытии
Салона газетой "Le Figaro". Вольф позволяет себе немного уколоть художника,
"этого цыгана живописи", но признает: "Мане, несомненно, имеет большое влияние
на современность. Именно он нанес удар рутине; он пальцем показал путь, по
которому можно следовать, он указал художникам своего времени дорогу к природе".
Столь образное толкование смешит Мане. Теперь при встрече с Вольфом он
немедленно застывает и вытягивает руку жестом путевого обходчика.
Что ж! Быть может, теперь уже недалек тот день, когда ему - наконец-то! - дадут
возможность занять подобающее место. И, испытывая порою энтузиазм, он говорит
близким: "Когда-нибудь мои картины будут осыпаны золотом; к несчастью, вы этого
не увидите... Успех запоздает, но он несомненен: мои картины попадут в Лувр".
Вся его энергия концентрируется сейчас на искусстве. Невзирая на физические
мучения, творческие силы остаются нетронутыми; они будто защищают его, убеждают
в том, что болезнь его не сломит. В апреле он написал одно письмо префекту
департамента Сены и другое - президенту парижского муниципалитета, изложив в
них
проекты росписей Зала заседаний перестраиваемой городской Ратуши. "Написать
серию композиций, изображающих "Чрево Парижа", если воспользоваться сегодня уже
привычным и хорошо передающим мою мысль словом; людей, принадлежащих к
различным
корпорациям, в обычной для них обстановке, словом - общественную и коммерческую
жизнь наших дней. Я показал бы Париж рынков, Париж железных дорог, портовый
Париж, подземный Париж, Париж скачек и садов. На плафоне - своего рода галерею,
где были бы изображены в соответствующей обстановке все современные деятели,
которые в гражданственном отношении содействовали или содействуют ныне величию
|
|