|
серьезностью, и чувство собственной правоты побуждает его рисковать всем.
Этот документ составлен не царедворцем. Предложения Бомарше были приняты
министрами, во всяком случае, в той их части, где предусматривалось, что в
случае длительного конфликта с королем судьи должны коллективно подать в
отставку, а именно этот пункт представлялся нашему законнику основным, ибо
он уравновешивал верховную власть монарха.
12 ноября 1774 года был восстановлен старый парламент и "гезманы" Мопу
отправлены восвояси. Бомарше, который не знал еще всех подробностей
королевского эдикта, поспешил выразить свой восторг в письме к Сартину от 14
ноября:
"Оставляя в стороне всякий протокол, и преамбулу, скажу Вам прямо,
какое огромное впечатление произвело позавчерашнее великое событие.
Никогда еще чувство не было таким горячим, сильным и единодушным.
Французский народ обезумел от восторга, и меня это ничуть не удивляет.
Невероятно, что двадцатилетний король, в котором можно подозревать
пылкую любовь к своей нарождающейся власти, настолько любит свой народ, что
готов удовлетворить его чаяния в такой важнейшей области.
Пока еще неизвестны все условия эдикта, но и т. д.".
На следующий день, ознакомившись с королевским эдиктом, он был
разочарован: министры совершенно выхолостили его проект. Одному из них он
тотчас написал: "Церковники повсюду яростно кричат, что во Франции остался
только парламент, а короля больше нет. А я твердо убежден, что во Франции
есть только король и никакого парламента. Господа министры, восстановители
французских свобод, я, буде на то моя воля, своих свобод вам восстанавливать
не доверю". Бомарше проявил проницательность: эдикт от 12 ноября 1774 года
был первой неудачей королевской "революции". Затем последовали и другие.
Год завершался в весьма двусмысленной обстановке, но ни Людовик XVI, ни
народ, упивавшиеся счастьем, этого не замечали. В жизни Бомарше 1774 год мог
быть сочтен за десять лет, хотя и промелькнул как один день. Пьер-Огюстен
доказал в очередной раз, что в жизни, как и в часах, главное - пружина.
Пока следовало подбить итоги расходам г-на де Ронака. Счет получился
довольно весомый, Бомарше направил его соответствующему министру. Многих
авторов, даже и не самых недоброжелательных, это шокирует. Так уж водится в
литературе - когда Лафонтен требует пенсии - он божество, когда Бомарше
просит о возмещении расходов - он дьявол.
Кстати о дьяволе, вот письмо, которым он сопроводил свой счет:
"Я направляю Вам итог моих расходов и получений как от покойного
короля, так и от нынешнего нашего государя.
С марта этого года я проделал более 1800 лье. Скорость немалая, мне
кажется! Я заткнул глотку трем чудовищам, уничтожив два пасквиля и остановив
печатание третьего. Ради этого я бросил на произвол и расхищение свои
собственные дела; я подвергался всяческим опасностям; я был обманут,
ограблен, ранен, арестован, мое здоровье подорвано: но стоит ли огорчаться?
Если король доволен - добейтесь только, чтобы он сказал мне: "Я доволен", и
я буду счастливейшим из смертных. Мне не нужно иных наград. В окружении
короля и без того слишком много алчных просителей. Пусть он хотя бы знает,
что у него есть в одном из уголков Парижа бескорыстный слуга. Вот и все,
чего я добиваюсь. Рассчитываю на Ваше милостивое содействие в этом деле.
Надеюсь также, что и Вам не хочется, чтобы я так и остался
ошельмованным по приговору гнусного парламента, погребенного Вами под
обломками его бесчестия. Вся Европа уже отомстила за меня, заклеймив низкий
и нелепый приговор; но этого мало; необходимо постановление, коим будет
аннулирована гражданская казнь. Я не перестану трудиться, однако стану
работать с умеренностью человека, которому нечего опасаться - ни интриг, ни
несправедливости. Жду Вашего милостивого содействия в этом важном деле". -
Во Франции куда вернее полагаться на терпение и время, чем на силу и
ярость. Г-н де Ронак ждал два года, пока ему возместили расходы; г-н Бомарше
- пока он получил реабилитацию. А между тем за это время он прославился
совсем в иной области, что было, как мы увидим, далеко не просто.
^T8^U
^T"СЕВИЛЬСКИЙ ЦИРЮЛЬНИК"^U
...он (мой критик) утверждает, будто,
чувствуя, что моей пьесе, разделенной на
пять действий, не удержаться на сцене, я,
чтобы привлечь зрителей, сократил ее до
четырех. А если бы даже и так? Не лучше ли
в трудную минуту пожертвовать пятой частью
своего имущества, нежели отдать его
целиком на разграбление?
Итак, "Севильский цирюльник".
С этим пострелом поистине не соскучишься. Каждый раз чтонибудь
неожиданное. Как сам он писал в 1774 году Гюдену: "Я прожил двести лет".
Понадобилось .бы два столетия и множество книг, чтобы рассказать о его
жизни! Сейчас мы подошли к тому ее моменту, когда автор этой биографии
просто не знает, с чего начать. Раскусив чужие промахи, он осознал, как
велики его собственные. Чтобы описать жизнь Бомарше, нужно бы то и дело
возвращаться назад, начиная, сызнова эту невероятную работу. Явное
|
|