практически во всех европейских языках, когда это слово, без сомнения, пришло 
из Америки».
Когда мы рассматриваем монументальные скульптуры древних мексиканцев и их 
рисунки, поневоле возникает впечатление, что эта цивилизация необычайно сильно 
связана с землей: все фигуры словно имеют корни. На некоторых рисунках руки 
людей изображены в движении, но это движение больше напоминает дрожание веток 
дерева, и мы нигде не видим лиц, обращенных к небу. В их мифологии, как нам 
кажется, отсутствует абстрактная мысль. Такой прагматизм мышления выработал 
религию самую жестокую из всех, когда-либо связанных с земными цивилизациями. 
Если они ждали дождя, то старались показать ответственному за него божеству, 
что именно им нужно, проливая человеческую кровь. Они ежегодно приносили в 
жертву тысячи людей; кульминацией любой ацтекской церемонии было человеческое 
жертвоприношение.
Вот что можно сказать об этой религии:
«Ученые, изучающие религиозные верования, довольно часто демонстрируют 
нежелание более глубоко рассматривать культовые традиции мексиканцев. Это 
происходит не только по причине многочисленных трудностей, препятствующих 
полному изучению этой интереснейшей фазы человеческой веры в вечные истины, но 
также, вероятно, из-за «дьявольской» репутации этой религии. Никому не хочется 
погружаться в пучину ужасов, неразрывно с ней связанных. Эта религия явно не 
обладает притягательной силой. И все же, если принять во внимание 
неукоснительное соблюдение жрецами-священнослужителями и народом установленных 
обрядов, от чего не мог уклониться ни один человек и ни одно поколение, и 
рассматривать религию ацтеков с терпимостью и либерализмом, тот, кто проявит 
достаточное упорство в ее изучении, со временем будет вознагражден. Она не 
только изобилует ценными фактами, обогащающими наши представления о верованиях 
древних, но и своей потрясающей красочностью и богатством символики не может не 
найти путь к сердцу исследователя, одарив его волшебством открытия. Эхо 
священных барабанов из змеиной кожи, отразившееся от величественной пирамиды 
Уицилопочтли и пролетевшее над таинственным Теночтитланом, словно гром с Олимпа,
 покажется не менее яркой сущностью исчезнувшей веры, чем память о песнопениях 
Эллады. И если воспоминания о живописных, хотя и ужасных ритуалах этого 
талантливого, обладающего живым воображением и, несомненно, замечательного 
народа терзают душу, разве они не вызывают у нас сознание беспомощности 
человека перед богами, которое провозглашают примитивные религии, и 
поддерживает разум?»



МИФОЛОГИЯ ЗУНИ

Индейцы, живущие в индейских поселках, называемых пуэбло, главными 
представителями которых являются зуни, принадлежат к той стадии культуры, из 
которой вышли великие цивилизации Средней и Южной Америки. Приведенная в 
настоящем сборнике история взята из книги «Мифотворчество зуни» Кушинга, 
опубликованной в виде доклада американского бюро этнологии в 1896 году. 
Цитируемые далее замечания Кушинга о верованиях зуни явились следствием 
наблюдений, проведенных им в период между 1879 и 1881 годами.
«Вера зуни <...> это капля масла в воде, окруженная и открытая для 
прикосновений со всех сторон, но в нее нигде не проникли и не изменили ее чужие 
верования, которых вокруг немало. <...> В то же время случайный посетитель зуни,
 видя, но не будучи способным проанализировать указанные выше знаки, был бы 
приведен другими, более заметными знаками к иному выводу, вероятнее всего, 
противоположному. Он бы увидел лошадей, скот, ослов и коз, не говоря уже о 
свиньях и цыплятах. Он бы увидел персиковые сады и пшеничные поля, телеги (а 
сегодня и оружие), всевозможные металлические инструменты. Он бы увидел 
индейских серебряных дел мастеров, раздувающих свои примитивные мехи и 
использующих нехитрые инструменты из железа и камня для превращения серебряных 
монет в блестящие пуговицы, рельефные украшения, бусы и браслеты, которые носит 
каждый обеспеченный зуни. Он бы увидел изношенную, особенно у мужчин, одежду из 
яркого миткаля и других продуктов ткачества. Не приходится сомневаться, что 
зуни на протяжении своей истории сталкивались с благородными францисканскими 
монахами и их куда более тяжелыми на руку и менее благородными испанскими 
спутниками. Но они смогли выжить, приспособиться к новым внешним условиям и 
уберечься от судьбы, постигшей несколько десятков менее стойких индейских 
племен, истребленных воинственными и хорошо вооруженными племенами навахо и 
апачей. Свой вклад в сохранение народа зуни внесли и первые отцы-миссионеры».
Я назвал свой сборник «Орфей» – по имени менестреля, который, как писал 
Аполлоний Родосский в «Аргонавтике», «пел о том, что земля, небо и море, прежде 
сплоченные между собой в едином образе, разделились под действием лютой вражды 
на отдельные существа, и о том, что навеки незыблемый предел имеют в эфире 
звезды, луна и пути солнца. И как выросли горы и родились шумящие реки, с 
нимфами вместе и всеми зверями лесными».

Патрик Колум