разбойник, за каждый час на промысле, и где плохо лежит – тут у него и брюхо 
болит.
Вот однажды лежат себе козел да баран и разговаривают промеж себя; где ни 
взялся котишко-мурлышко, серый лобишко, идет да таково жалостно плачет. Козел 
да баран и спрашивают:
– Кот-коток, серенький лобок! О чем ты, ходя, плачешь, на трех ногах скачешь?
– Как мне не плакать? Била меня старая баба, била, била, уши выдирала, ноги 
поломала да еще удавку припасала.
– А за какую вину такая тебе погибель?
– Эх, за то погибель была, что себя не опознал да сметанку слизал.
И опять заплакал кот-мурлыко.
– Кот-коток, серый лобок! О чем же ты еще плачешь?
– Как не плакать? Баба меня била да приговаривала: «Ко мне придет зять, где 
будет сметаны взять? За неволю придется колоть козла да барана!»
Заревели козел и баран:
– Ах ты серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя 
забодаем!
Тут мурлыко вину свою приносил и прощенья просил. Они простили его и стали 
втроем думу думать: как быть и что делать?
– А что, середний брат баранко, – спросил мурлыко, – крепок ли у тебя лоб: 
попробуй-ка о ворота.
Баран с разбегу стукнулся о ворота лбом: покачнулись ворота, да не отворились. 
Поднялся старший брат, мрасище-козлище, разбежался, ударился – и ворота 
отворились.
Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется, бегут козел да баран, а за 
ними скачет на трех ногах кот, серый лоб. Устал он и возмолился названым 
братьям:
– Ни то старший брат, ни то средний брат! Не оставьте меньшого братишку на 
съедение зверям.
Взял козел, посадил его на себя, и понеслись они опять по горам, по долам, по 
сыпучим пескам. Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.
Вот пришло крутое крутище, станово становище; под тем крутищем скошенное поле, 
на том поле стога? что города стоят. Остановились козел, баран и кот отдыхать; 
а ночь была осенняя, холодная.
«Где огня добыть?» – думают козел да баран.
А мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с баранком 
стукнуться лбами. Стукнулись козел с бараном, да таково крепко, что искры из 
глаз посыпались; берестечко так и зарыдало.
– Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся, – да за словом и затопил стог 
сена.
Не успели они путем обогреться, глядь – жалует незваный гость мужик-серячок 
Михайло Иванович.
– Пустите, – говорит, – обогреться да отдохнуть: что-то неможется.
– Добро жаловать, мужик-серячок муравейничек! Откуда, брат, идешь?
– Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к 
лисе лечиться.
Стали вчетвером темну ночь делить: медведь под стогом, мурлыко на стогу, а 
козел с бараном у теплины.
Идут семь волков серых, восьмой белый – и прямо к стогу.
– Фу-фу, – говорит белый волк, – нерусским духом пахнет. Какой такой народ 
здесь? Давайте силу пытать!
Заблеяли козел и баран со страстей, а мурлышко такую речь повел:
– Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшего; он, помилуй 
бог, сердит! – как расходится, никому несдобровать. Аль не видите у него 
бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу 
сымает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть с твоим 
меньшим братишком, что под стогом-то лежит.
Волки на том козлу кланялись, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он 
крепился, крепился, да как хватит на каждую лапу по волку; запели они Лазаря, 
выбрались кое-как, да, поджав хвосты, – подавай бог ноги!
А козел да баран тем времечком подхватили мурлыку и побежали в лес и опять 
наткнулись на серых волков. Кот вскарабкался на самую макушку ели, а козел с 
бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли.
Волки стоят под елью, зубы оскалили и воют, глядя на козла и барана. Видит кот, 
серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать:
– Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, мурлышко, давеча 
двух волков съел, и с косточками, так еще сытехонек; а ты, большой братим, за 
медведями ходил, да не изловил, бери себе и мою долю!
Только сказал он эти речи, как козел сорвался и упал прямо рогами на волка. А 
мурлыко знай свое кричит:
– Держи его, лови его!
Тут на волков такой страх нашел, что со всех ног припустили бежать без оглядки. 
Так и ушли.



Свинья и волк

Была старая свинья, не ходила никуда днем со двора; ночь пришла – свинья со 
двора сошла. Хозяйскую полосу миновала, в соседскую попадала; цветочки срывала,