|
старуха:
– Детоньки, миленьки! Не вы ли скота-то пустили? Почто же, детоньки, пакостите?
Не надо, миленьки!
Солдаты помолчали-помолчали да опять попросили:
– Дай же, бабушка, поесть нам!
– Возьмите, детоньки, кваску да хлебца; будет с вас!
И вздумала старуха похвалиться, что провела их, и заганула им загадку:
– А что, детоньки, вы люди-то бывалые, всего видали; скажите-ка мне: ныне в
Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович?
– Нет, бабушка!
– А кто же, детоньки, вместо его?
– Да Липан Липанович.
– А где же Курухан Куруханович?
– Да в Сумин-город переведен, бабушка.
После того ушли солдаты. Приезжает сын с поля, просит есть у старухи, а она
ему:
– Поди-ка, сынок! Были у меня солдаты да просили закусить, а я им, дитятко,
заганула загадочку про петуха, что у меня в печи; они не сумели отгадать-то.
– Да какую ты, матушка, заганула им загадку?
– А вот какую: в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан
Куруханович? Они не отганули. «Нет – бают – бабушка!» – «Где же он, родимые?» –
«Да в Сумин-город переведен». А того и не знают... что у меня в горшке-то есть!
Заглянула в печь, ан петух-то улетел; только лапоть вытащила.
– Ахти, дитятко, обманули меня, проклятые!
– То-то, матушка! Солдата не проведешь, он – человек бывалый.
Иванушка-дурачок
Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое – умные, третий –
Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на
печке сидел да мух ловил.
В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:
– На-ка, снеси эти клецки братьям: пусть поедят.
Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям. День был
солнечный; только вышел Иванушка за околицу, увидал свою тень сбоку и думает:
«Что это за человек со мной рядом идет, ни на шаг не отстает? Верно, клецок
захотел?»
И начал oн бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит,
а тень все сбоку идет.
– Эка ненасытная утроба! – сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком –
разлетелись черепки в разные стороны.
Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:
– Ты, дурак, зачем?
– Вам обед принес.
– Где же обед? Давай живее.
– Да, вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да все и
поел!
– Какой такой человек?
– Вот он! И теперь рядом стоит!
Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами
ушли на деревню обедать.
Принялся дурачок пасти: видит, что овцы разбрелись но полю, давай их ловить да
глаза выдирать; всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и
сидит себе радехонек, словно дело сделал.
Братья пообедали, воротились в поле.
– Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?
– Да пошто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались; я и
придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся!
– Постой, еще не так умаешься! – говорят братья и давай угощать его кулаками;
порядком-таки досталось дураку на орехи!
Ни много, ни мало прошло времени; послали старики Иванушку-дурачка в город к
празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек,
и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины.
Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неуда?лая, везет – не везет! «А что,
– думает себе Иванушка, – ведь у лошади четыре ноги, и у стола тож четыре; так
стол-от и сам добежит». Взял стол и выставил на дорогу.
Едет, едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают.
«Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» – подумал
дурачок; выставил блюда с ествами наземь и начал потчевать:
– Сестрицы-голубушки, кушайте на здоровье!
А сам все вперед да вперед подвигается.
Едет Иванушка перелеском; по дороге всё пни обгорелые. «Эх, – думает, –
ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!» Взял понадевал на них горшки да
корчаги. Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьет. «Знать,
без соли не хочет!» – и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все
не пьет.
– Что ж ты не пьешь, волчье мясо! Разве задаром я мешок соли высыпал?
Хватил ее поленом, да прямо в голову, и убил наповал.
|
|