— Стань моей женой, — обратился мангатхай к девице Ногоондар, — и я спасу 
твоего брата.
Ради спасения братца Сагаандара не стала отказывать Ногоондар 
двадцатипятиголовому мангатхаю.
— Слушайте, три тысячи моих воинов и тридцать богатырей! — закричал он снова. — 
На пустынном острове, посреди большого моря, на расстоянии восьмидесяти пяти 
лет пути постройте крепость. Возле нее поставьте рыболовные сети и верши против 
течения, пусть попадется в них гроб Сагаандара.
Тем временем вскипело море красной пеной, подернулось белой накипью, забурлило 
посередине, опадая по краям шумным прибоем. Снесло рыболовные снасти 
двадцатипятиголо-вого мангатхая, разбросало по берегу. Рассыпалась громадная 
крепость, словно была она сделана из песка. Поглотили пустынный остров морские 
воды. Сам мангатхай с горем пополам выбрался на сушу, хотел схватить девицу 
Ногоондар, но она убежала и спряталась в кустах боярышника. Неуклюжий мангатхай 
кинулся было в погоню, да только кожу изодрал. Оставшись ни с чем, обхватил он 
руками все свои двадцать пять голов и запричитал:
— Что же я наделал! Ни за что ни про что сгубил семерых своих пузатых сыновей и 
нескладную низкорослую свою женушку! Сколько бы она мне еще сыновей и дочек 
нарожала!
А девица Ногоондар отправилась дальше. Ехала она, ехала и заметила посреди 
огромного моря превеликую льдину. «Не ты ли это, бедный мой братец», — подумала 
девица. Только подумала так, как остановилась льдина, и услыхала Ногоондар:
— Сестра моя старшая, дорогая моя заступница, зачем ты слезы льешь и ходишь 
следом за плывущим по воде, за поднимающимся маревом к небу? Разве ты не знаешь,
 что странствую я по свету с благословения своих родителей? Не испытал я 
мягкости нового одеяла, сшитого матерью и отцом из шкуры серого быка, не 
испытал удобств березовой люльки, выструганной умелым гробовщиком, но увидел я 
на своем неприкаянном пути нареченного своей любимой старшей сестры. Звать ее 
суженого Хабсаргалта мэргэн, сын хана Сагсы. Не выходи замуж ни за кого 
другого!
Затих голос брата, и льдина поплыла дальше. Остановилась в растерянности девица 
Ногоондар, призадумалась: «Если умирать, так лучше вдвоем; если возродиться в 
другой жизни, то уж лучше вместе!»
И поехала она берегом моря. Долго ехала и увидела прекрасных вороных коней на 
песчаном откосе. Привязала она своего аргамака возле вороных красавцев, а сама 
пошла умыться к черному морю. Откуда ни возьмись прилетели три лебедушки. 
Заговорила напевно одна из них:
— Дэвиэлэнгуйн хэбиэлэнгуйн! Мы оттуда, куда не ступал конь своим звонким 
копытом, где ворон не распластывал свои широкие крыла. Если ты понимаешь нас, 
то продолжим беседу, а если нет, то объяснимся на языке пальцев. Мы, небесные 
феи, оживляем умерших, обогащаем неимущих. Чем помочь тебе, печальная девица?
Сбросили они свои лебяжьи перья и превратились в трех красавиц. Тогда Ногоондар 
говорит им:
— По вине родителей лишилась я единственного своего брата и теперь страдаю и 
мучаюсь на этой земле. Молю вас, если можно его спасти, то спасите; если можно 
вызволить, то вызволите из ледяной неволи.
Сказав это, потеряла девица Ногоондар последние силы и упала, ударившись о 
прибрежные камни.
— Не горюй, сестрица, — говорят лебедушки-красавицы. — Если еще можно спасти 
твоего брата, то непременно спасем, если можно вызволить, то обязательно 
выручим его.
Сели они на вороных коней и въехали в черное море. С большим трудом вытащили 
они превеликую льдину на берег. Разрезали ее и увидели, что Сагаандар, лежавший 
внутри деревянного гроба, превратился в младенца и громко плачет, слезно 
заливается. Дала Ногоондар ему свою грудь, и успокоился младенец.
Стал он подрастать не по дням, а по часам. Не прошло и трех дней, а он не может 
уместиться в шкуру трехгодовалого быка, не прошло и четырех дней, как он уже 
ходить начал, сделал из прутика лук и стрелы, стал мелкими пичужками промышлять.

Говорит девица Ногоондар:
— Не сесть ли нам вместе на коня? Не поехать ли нам на родину?
Сели они вдвоем на чалого аргамака и зарысили в сторону родных краев. Вдруг 
напали на них семь маленьких да пузатых хана и убили Сагаандара.
— Горе ты мое! — запричитала сестра. — И как тебе умирать не надоест!
Тут аргамак шепчет ей на ухо:
— Говорят, три дочери небожителя Эсэрэна способны оживлять мертвых. Живут они 
неподалеку. Надо съездить за ними и привезти сюда.
Призадумалась Ногоондар. Снова приняла она мужской облик и, благословясь, 
отправилась в путь.
Едет она — и вдруг видит красивый войлочный дворец. Посреди двора стоит 
одна-единственная коновязь, за которую привязаны шесть коней разных мастей. 
Привязала девица своего аргамака и взошла на крыльцо. Оглянулась она на коня 
своего, и только тут заметила, что ее аргамак — сущая кляча против шестерых 
разномастных коней.
— Да и какое может быть везение нам, потерявшим своего хозяина! — с досадой 
воскликнула девица.
Вернулась она к коновязи, превратила своего коня в кремень, спрятала его в суму 
из-под огнива, а сама обернулась маленькой пичужкой, забилась в простенок и 
стала подслушивать да подсматривать за тем, что происходит в доме.
В горнице по правую сторону сидели три молодца, а по левую — три девицы. Три