но до сих пор никогда не слыхивали сказок об их плясках.
     - Да, но житель долины, живущий в хижине, знает только четыре стены своего 

дома. Хорошо, не 
привязывай сегодня своих слонов, и ты увидишь, что случится; что же касается их 

танцев, я видел 
место, где... О, что это? Проклятье! Сколько же извилин делает река Диганга? 
Опять брод, и нам 
придется заставить детенышей плыть. Стойте вы там, сзади!
     Таким-то образом, разговаривая, перебраниваясь, с шумом переправляясь 
через 
реки, они сделали 
первый переход, который окончился близ временного кеддаха, приготовленного для 
вновь 
пойманных животных; однако, задолго до стоянки, погонщики совсем измучились и 
потеряли 
терпение.
     Наконец, слонов привязали за задние ноги к большим столбам; вновь 
пойманных 
спутали 
дополнительными веревками и перед всеми положили груды корма. Погонщики с гор, 
пользуясь 
вечерним светом, отправились обратно к Петерсен сахибу, на прощанье посоветовав 

карнакам с 
низин усиленно смотреть в эту ночь за слонами; когда же те спрашивали их почему 

- только 
смеялись в ответ.
     Маленький Тумаи позаботился об ужине для Кала Нага, а когда наступил вечер,
 
невыразимо 
счастливый отправился бродить по лагерю в поисках там-тама. Когда сердце 
мальчика-индуса 
переполнено, он не бегает куда придется, не шумит без смысла; он молча 
упивается 
своим счастьем. 
А ведь с Маленьким Тумаи разговаривал сам Петерсен сахиб! И если бы мальчик не 
нашел того 
инструмента, который он искал, я думаю, его сердце разорвалось бы. Продавец 
сладкого мяса дал 
ему на время свой маленький там-там (барабан, в который бьют ладонью), и когда 
звезды начали 
появляться на небе, Тумаи, скрестив ноги, уселся перед Кала Нагом, положив там-
там к себе на 
колени, и стал ударять по нему рукой, и чем больше думал он об оказанной ему 
великой чести, тем 
усерднее бил по там-таму, одиноко сидя посреди корма для слонов. В музыке этой 
не было ни 
мелодии, ни слов, но ее звуки делали мальчика невыразимо счастливым.
     Вновь пойманные слоны натянули свои веревки; время от времени они 
взвизгивали и трубили. 
Тумаи слышал, как его мать баюкала в прохладной хижине его маленького братишку, 

усыпляя 
ребенка старой-старой песней о великом боге Шиве, который однажды указал всем 
животным, чем 
каждое из них должно питаться. Это очень успокоительная колыбельная песня, она 
начинается 
словами: "Шива, который рождает жатву и заставляет дуть ветры, однажды, очень, 
очень давно, 
сидел у порога дня; он каждому дал свою долю пищи, работы и судьбы" и т. д.
     В конце строфы Маленький Тумаи ударял по барабану; наконец ему захотелось 
спать, и он 
растянулся рядом с Кала Нагом.
     Вот, наконец, слоны начали, по своему обыкновению, ложиться один за 
другим; 
легли все, только 
Кала Наг остался стоять в правом конце ряда; он медленно раскачивался из 
стороны 
в сторону, 
растопырив уши, чтобы прислушиваться к ночному ветру, который дул, проносясь 
между горами. 
Воздух наполняли ночные шумы, которые, слитые вместе, образуют глубокую тишину: 

звон одного 
ствола бамбука о другой; шорох чего-то живого в кустах; царапанье и легкий писк 

полупроснувшейся птицы (птицы гораздо чаще просыпаются ночью, чем мы