любил подбивать других учеников на всякие проделки. Однажды на рождество Лофт 
поехал домой к родителям. В пути он заночевал на каком-то хуторе, а утром 
подковал тамошнюю служанку, взнуздал ее и поскакал на ней домой. После этого 
служанка долго болела — Лофт загнал ее чуть не до смерти, — но, пока он был жив,
 она и словом не обмолвилась об этом случае. А другую служанку, которая от него 
забеременела, Лофт умертвил с помощью колдовства. Вот как он это сделал: несла 
служанка из кухни в корыте золу, и вдруг перед ней раскрылась стена. Только она 
шагнула в этот проем, как Лофт снова закрыл стену. Много лет спустя, когда 
стену рушили, в ней нашли скелет женщины с корытом в руках, а в ее скелете — 
косточки неродившегося ребенка.
Лофт не успокоился, пока не изучил до мельчайших подробностей всю «Серую Кожу». 
Он встречался со многими колдунами, и никто не мог превзойти его в колдовском 
искусстве. Но зато он сделался таким злобным и мрачным, что другие ученики 
боялись и ненавидели его.
Как-то раз в начале зимы Лофт попросил самого храброго из учеников помочь ему 
вызвать из могилы одного древнего епископа. Тот стал отказываться, но Лофт 
пригрозил, что убьет его.
— Вряд ли я смогу быть тебе полезен, ведь я несведущ в колдовстве, — сказал 
тогда ученик.
Однако Лофт объяснил, что ему придется только стоять на колокольне, держать 
веревку от колокола и по знаку Лофта начать звонить.
— А теперь слушай, я открою тебе, что я задумал, — сказал Лофт. — Если человек 
владеет колдовством, как я, он может использовать его только для злых дел, в 
противном случае его ждет смерть. Но если ему удастся постичь колдовскую 
премудрость до конца, дьявол потеряет над ним власть и даже станет служить ему, 
как он служил Сэмунду Мудрому. Постигший всю колдовскую премудрость делается 
независимым и может использовать свои познания, как пожелает. Беда в том, что 
приобрести такие познания в наши дни стало трудно. Теперь нет Школы Чернокнижия,
 а «Красная Кожа» по повелению епископа Гохтскаулька Злого зарыта вместе с ним 
в могиле. Вот я и надумал вызвать епископа из могилы и отнять у него «Красную 
Кожу». Правда, вместе с ним выйдут из могил и другие древние епископы — им не 
устоять перед всеми заклинаниями, которые понадобятся, чтобы вызвать 
Гохтскаулька. Эти заклинания не подействуют лишь на епископов, которые умерли 
совсем недавно и похоронены с Библией на груди. Только не вздумай звонить 
раньше, чем нужно, но и не опоздай, помни, от этого зависит и мое земное, и мое 
вечное блаженство. А уж я в свой черед отблагодарю тебя: ты всегда и во всем 
будешь первым и никто ни в чем тебя не превзойдет.
Они столковались и, когда все легли спать, отправились в церковь. Светила луна, 
и в церкви было светло. Товарищ Лофта занял место на колокольне, а Лофт взошел 
на кафедру и начал читать заклинания. Вскоре из могилы поднялся мертвец с 
добрым серьезным лицом и короной на голове.
— Остановись, несчастный, пока не поздно! — сказал он Лофту. — Тяжким будет 
проклятие моего брата Гвендура, если ты потревожишь его покой.
Но Лофт оставил без внимания слова этого епископа и продолжал заклинать. Тогда 
из могил один за другим стали подниматься древние епископы с крестами на груди 
и посохами в руках. Все они обращались к Лофту с какими-нибудь словами, а с 
какими — неизвестно. Трое из них были в коронах, но ничего колдовского в их 
облике не было. Однако Гохтскаульк все не поднимался. Лофт начал заклинать еще 
неистовей, он обратился к самому дьяволу и покаялся ему во всем содеянном им 
добре. Тут раздался страшный грохот и поднялся мертвец с посохом в руке и 
красной книгой под мышкой. Наперсного креста на нем не было. Он сурово взглянул 
на епископов и устремил испепеляющий взгляд на Лофта. Тот стал заклинать еще 
усерднее. Гохтскаульк грозно двинулся к нему.
— Хорошо ты поешь, сынок, — насмешливо произнес он, — лучше, чем я думал, но 
моей «Красной Кожи» тебе все равно не видать.
Лофт пришел в исступление, и от богохульств церковь затрещала и заходила 
ходуном. Товарищу его показалось, будто Гохтскаульк медленно приблизился к 
Лофту и нехотя подает ему книгу. В глазах товарища потемнело, его обуял ужас. 
Увидев, что Лофт протянул к книге руку, он подумал, что тот делает ему знак, и 
ударил в колокол. Все епископы с грохотом провалились под землю. Одно мгновение 
Лофт стоял неподвижно, закрыв лицо руками, а потом медленно, шатаясь, поднялся 
на колокольню.
— Все обернулось хуже, чем я предполагал, но ты в этом не виноват, — сказал он 
своему товарищу. — Мне следовало дождаться рассвета, тогда Гохтскаульк сам 
отдал бы мне книгу. Но он оказался более стойким, чем я. Когда я увидел книгу и 
услышал его насмешки, я потерял над собой власть. Стоило мне произнести еще 
хотя бы одно заклинание, церковь бы рухнула, а Гохтскаульк только этого и хотел.
 Но, видно, от своей судьбы не уйдешь. Теперь у меня нет надежды на вечное 
блаженство. Но обещанную награду ты получишь, и пусть все происшедшее останется 
между нами.
С той поры Лофт стал молчалив и даже как будто немного повредился в уме, он 
боялся темноты и с наступлением сумерек спешил зажечь все светильники.
— В субботу в середине великого поста я буду уже в аду, — часто бормотал он.
Ему посоветовали попросить приюта у пастора из Стадарстадира, который был очень 
стар, тверд в вере и считался лучшим священником в округе. Помешанных и 
околдованных он исцелял одним наложением рук. Пастор пожалел Лофта и позволил 
ему неотлучно находиться при себе — и днем и ночью, и дома и на улице. Лофт 
заметно оправился, но пастор продолжал опасаться за него, потому что Лофт 
никогда не молился вместе с ним. Лофт неизменно сопровождал пастора, когда тот 
навещал больных и искушаемых дьяволом, и присутствовал при их беседе. Пастор не