|
Старик больше и не стал выпытывать, ему-то что до этого — ведь платила-то им
Золушка. Пшеницы собрали двести крестцов, это по старому счёту, тогда ещё в
крестце было шестнадцать снопов. До вечера всё убрали, свезли. Каждый день
сытно ели, всякий раз что-нибудь иное — такой в старину был крестьянский обычай.
И старый Горошек доволен был. Ведь он, как наестся да напьётся, всегда весёлый.
Немного погодя и ячмень созрел. И рожь и пшеница хорошо уродились, а ячмень-то
и того удачнее. И убрали его тоже хорошо. Всего много. Старая большая рига
полным-полна. А овёс куда девать? Горох? Стало быть, молотить надо.
Старый Горошек чешет в затылке:
— Где же молотильщиков-то взять?
А Золушка ему сейчас же:
— Об этом не тужите! Обмолотим.
— Ну, если так, ладно.
Старик приготовил несколько цепов, связал крепкими верёвками, стал с Гонзой на
ток. Начали они в два цепа бить, ну, это лад невесёлый! Вдруг видят: откуда ни
возьмись, встали с ними две девушки, и пошло так это ладно, в четыре удара: с
пи р-р о-г а-ми, с пи р-р о гг а-м и, р р а-т а-т а-т а. Ну, такой лад старику
по сердцу. Золушка с бабушкой за это время приготовили хороший завтрак. В
девять часов Золушка вышла на крыльцо, зовёт:
— Гонза, батюшка, идите сюда! И тех двоих женщин зовите.
Подали на стол хлеба, сыру и пива каждому, кто сколько хотел. Старый поел в
охотку и опять помчался молотить. Семьдесят пять лет старику, а ещё не хворый,
дюжий — видно, грибная каша на пользу ему шла. Отмолотился за несколько дней, о
харчах не заботился, всё ему было готовенькое. Первым делом насыпал мешок
зерна:
— На, Гонза, свези в город, продай, хозяюшке нашей заплатим, девушка хорошая,
надо ей отдать, расплатиться.
Старик зерно провеял, на ветру очистил. Сколько было крестцов, столько вышло и
четвериков. Всё рассчитал, что куда. Сто мешков продал. Пекарь заплатил ему за
мешок на пятьдесят грошей больше, чем прочим, — такое хорошее зерно было.
Стал Горошек с Золушкой рассчитываться.
— Сколько ты истратила?
— Нет, нет, ничего мне не надо, это я всё любя угощала вас. Прошу у вас только
одно вознаграждение.
— Какое же?
— Гонзика!
«Эге, думает, вода на мою мельницу!»
— От всей души буду рад! Ты, девка, мне полюбилась. Бери его себе! У меня все
неудачи да горе было, а вам, видно, повезёт.
Она уже пятую неделю у них жила. А Старостин Антонин уж пронюхал обо всём и
завидовал Гонзе, — уж больно хороша девка-то. Заподумывал, как бы отбить её.
Зерно продали удачно, покончили с этим делом, вот Гонзик и говорит:
— Что это как мы спим нехорошо, на лавках валяемся — ни кроватей у нас, ни
перин.
Сильно огорчался этим. А старый Горошек ему:
— Эх, сынок! Да где же нам сразу столько пера набрать? Во дворе две-три курицы
кудахчут, гусей и в помине не осталось.
Старая бабушка их слушает:
— Да ты, Гонзик, насыпь зерна во дворе! Слышишь, за деревней гуси гогочут,
большая стая; мы их ощиплем, вот и будет перо.
Не успела слова вымолвить, Гонзик уже бежит, влез на амбар, сыплет зерно и
кличет:
— Тега, тега, тега!
Поднялось гусей с пруда несметное множество, прилетели во двор и ну клевать. А
бабушка говорит:
— Отвори ворота риги.
Гонза отворил, бабушка пошла в ригу, а гуси все за ней. Золушка с бабушкой и
давай ощипывать их одного за другим — пощиплют и отпустят на волю. Большую кучу
перьев нащипали. Старик надивиться не может:
— Вот так чудо! Ну и бабы!
— Это, — дескать, — батюшка, ничего! Что скажете, всё сделаем.
Как выпустили с колен последнего гуся, старика опять забота берёт — где взять
чехлы да наволоки. Бабушка недолго думала, после обеда отправилась в город и
принесла оттуда подмышкой свёрток печатного ситцу. Нашили чехлов. Перо с диких
гусей мелкое — оно не дерёт. Сделали шесть перин на две большие кровати. Гонза
просит:
— Батюшка! Приведите в порядок те две кровати, что на чердаке валяются,
поставим их!
Горошек взял горбыли, починил кровати. Золушка обтерла их, настелила горой под
самый потолок. Старик рад — надоело и ему на жёсткой лавке лежать.
Вечером им уж не терпится — каково будет на новых постелях спаться. Старик лёг
на одну, Гонза — на другую, и Золушку к себе взял. Целовались до самого утра.
Баловался он с ней, конечно, тут смеяться нечему — люди живые. Опьянел парень
от счастья, Золушка стала для него ещё краше. И она разгорелась, как огонь,
ведь ни с кем ещё не любилась.
В деревне староста тоже собрал богатый урожай и объявил, что будет праздновать
славные дожинки. И молодых и старых, и бедных и богатых — всех пригласил на
свой двор; еду ставил он, а пиво, вино — гости. Его Антонину приглянулась
Золушка, я уже про это рассказывал, так что позвали и Гонзика, да и Золушку
|
|