костюме нимф.  Наконец,  чтобы  совсем  уже  вскружить  голову  принцессе,
королева нарекла ее Красавицей. Она приказала  самым  искусным  придворным
художникам  написать  портрет  дочери,  а  потом  разослать  эти  портреты
королям, с которыми поддерживала дружбу. Увидав портрет принцессы, ни один
из них не мог устоять против ее всепобеждающих  чар  -  иные  заболели  от
любви, иные лишились рассудка, а те, кому повезло больше, в добром здравии
явились ко двору ее матери. Но, едва бедные  государи  увидели  принцессу,
они сделались ее рабами.
     На свете не было королевского двора  более  изысканного  и  учтивого.
Двадцать  венценосцев,  соперничая  друг  с  другом,  пытались   заслужить
благосклонность  принцессы.  Если,  потратив  триста  или  даже  четыреста
миллионов золотом на один только бал, они слышали  из  ее  уст  небрежное:
"Очень мило", они почитали себя счастливыми. Королева была в  восторге  от
того, что ее дочь окружена таким поклонением. Не проходило дня,  чтобы  ко
двору не прислали семь или восемь  тысяч  сонетов  и  столько  же  элегий,
мадригалов и песенок, сочиненных поэтами со всех концов света. И воспевали
прозаики и поэты того времени  только  одну  Красавицу.  Даже  праздничные
фейерверки устраивали в ту пору из стихотворений: они  сверкали  и  горели
лучше всяких дров.
     Принцессе уже исполнилось пятнадцать лет, но никто не смел просить ее
руки, хотя каждый мечтал  о  чести  стать  ее  супругом.  Но  как  тронуть
подобное сердце? Хоть пытайся из-за нее удавиться несколько  раз  на  дню,
она сочтет это безделицей. Вздыхатели роптали на жестокость  принцессы,  а
королева, которой не терпелось выдать дочь замуж, не знала, как взяться за
дело.
     "Ну, пожалуйста, - просила иногда королева свою дочь, - смирите  хоть
немного невыносимую  гордыню.  Это  она  внушает  вам  презрение  ко  всем
королям, что съезжаются к нашему двору. Я мечтаю выдать вас за  одного  из
них, а вы не хотите мне угодить".
     "Я счастлива и  так,  -  отвечала  Красавица.  -  Позвольте  же  мне,
матушка, сохранить мое душевное спокойствие. По-моему,  вам  следовало  бы
огорчаться, если бы я его утратила".
     "Нет, - возражала королева, - я огорчилась бы, если  бы  вы  полюбили
того, кто вас недостоин, но взгляните  на  тех,  кто  просит  вашей  руки.
Поверьте мне: никто на свете не может с ними сравниться".
     И  это  была  правда.   Но   принцесса,   уверенная   в   собственных
достоинствах, полагала, что сама она превосходит всех.
     Упорно отказываясь выходить замуж, она мало-помалу так  раздосадовала
мать, что та стала раскаиваться, да поздно в  том,  что  слишком  потакала
дочери. Не зная, что предпринять, королева  в  одиночестве  отправилась  к
прославленной фее, которую звали Фея пустыни. Однако увидеть фею  было  не
так-то легко - ее охраняли львы. Но это не смутило королеву - она с давних
пор знала, что львам надо бросить пирожное из просяной муки на сахаре и на
крокодильих яйцах;  королева  сама  испекла  пирожное  и  положила  его  в
корзиночку, которую взяла с собой в дорогу. Но долго идти  пешком  она  не
привыкла и, устав, прилегла отдохнуть под деревом. Незаметно для себя  она
заснула, а, проснувшись увидела, что корзинка пуста - пирожное исчезло,  и
в довершение несчастья королева услыхала, что громадные львы близко -  они
громко рычали, почуяв королеву.
     "Увы! Что со мной будет? - горестно воскликнула королева. - Львы меня
сожрут". И она заплакала. Не в силах двинуться  с  места,  чтобы  спастись
бегством, она только прижималась к дереву,  под  которым  спала.  И  вдруг
услышала: "Хруп, хруп!" Она оглянулась по сторонам, потом подняла глаза  и
увидела на дереве человечка  размером  не  больше  локтя  -  человечек  ел
апельсины.
     "Я знаю вас, королева, - сказал он ей,  -  и  знаю,  как  вы  боитесь
львов. И боитесь вы не напрасно, львы уже сожрали  многих,  а  у  вас,  на
беду, не осталось пирожного".
     "Что ж, придется умереть, - вздохнула королева. - Увы!  Я  бы  меньше
горевала об этом, если бы успела выдать замуж мою дорогую дочь!"
     "Так, стало быть, у вас есть дочь? - воскликнул  Желтый  Карлик  (его
прозвали так за желтизну кожи и за то, что он жил в апельсиновом  дереве).
- Право, я очень рад, потому что давно уже ищу жену на  суше  и  на  море.
Если вы отдадите ее за меня, я спасу вас от львов, тигров и медведей".
     Королева посмотрела на ужасного Карлика, и  его  вид  испугал  ее  не
меньше, чем прежде львы. Задумавшись, она ничего не ответила Карлику.
     "Как, сударыня? - вскричал он,  -  вы  еще  сомневаетесь?  Видно,  вы
совсем не дорожите жизнью".  И  тут  королева  увидела  на  вершине  холма
бегущих к ней львов. У каждого льва было по две головы, по  восемь  ног  и
четыре ряда зубов, а шкура была  жесткой,  как  чешуя,  и  цвета  красного
сафьяна.  При  этом  зрелище  бедная  королева,  трепеща  словно  голубка,
завидевшая коршуна, закричала что есть мочи:
     "Господин Карлик! Красавица ваша!"
     "Пф!" - надменно ответил Карлик. - Красавица  слишком  хороша  собой,
мне она не нужна, пусть остается у вас".
     "О, монсеньер, - взмолилась в отчаянии королева, - не отвергайте  ее.
Это прелестнейшая в мире принцесса".
     "Ну так и быть, - согласился тот, -  возьму  ее  из  милости.  Но  не
забудьте, что вы мне ее отдали".
     И  тотчас  ствол  апельсинового  дерева,  на  котором  сидел  Карлик,