[38]
так назвали ее за густые длинные волосы. Чампа-дал рассказал ей о себе все без 
утайки.


— О несчастный, зачем ты приехал в страну ракшасов?! — воскликнула она. — В 
этом дворце и вблизи него обитает семьсот ракшасов. Каждое утро они 
отправляются за океан в поисках пищи, а вечером возвращаются. Мой отец был 
царем этой некогда процветавшей страны, у него были миллионы подданных.
[39]
А потом сюда вторглись ракшасы и растерзали моего отца, мать, братьев и сестер, 
всех людей и всех животных. Только я осталась в живых: меня спасла одна старая 
ракшаси, которая меня пожалела. Видишь вот эти два жезла? Моя покровительница 
каждое утро усыпляет меня серебряным жезлом, а вечером вновь пробуждает к жизни 
— золотым. Не знаю, что тебе и посоветовать. Если они тебя здесь застанут, тебе 
несдобровать.

Они стали думать, как избавиться от грозящей беды.

Время шло, и ракшасы вот-вот должны были вернуться. Тогда Кешавати посоветовала 
Чампе-далу спрятаться в ворохах священного трилистника, что были возложены богу 
Шиве
[40]
в дворцовом храме. Чампа-дал усыпил Кешавати серебряным жезлом и спрятался в 
трилистнике.

После захода солнца Чампе-далу показалось, что надвигается буря, а затем во 
дворце поднялся страшный шум и крик. Это вернулись ракшасы, набившие свои 
животы свежим мясом овец, коров, буйволов, слонов и других животных.
Старуха-ракшаси вошла в комнату Кешавати, оживила ее золотым жезлом и с шумом 
втянула носом воздух:


— Ох-хо-хо, ух-ух-ух!
Чую, чую человечин дух!


— Что ты, бабушка, — ласково отозвалась Кешавати, — тут нет другого человека, 
кроме меня. Возьми и съешь меня, если хочешь.
— Зачем мне есть тебя? — отвечала ракшаси. — Лучше я съем твоих недругов.
Она легла на пол, возвышаясь, как горы Виндхья, и быстро уснула. Устав с дороги,
 заснули и другие ракшасы. А Чампа-дал в своем укрытии беспокойно ворочался с 
боку на бок.
На рассвете все семьсот любителей сырого мяса, как всегда, отправились на охоту,
 а с ними, усыпив Кешавати серебряным жезлом, ушла и старая ракшаси.
Убедившись, что дворец опустел, Чампа-дал выбрался из-под трилистника, коснулся 
Кешавати золотым жезлом и разбудил ее.
Весь день они провели вместе: гуляли по парку, радуясь прохладному ветерку, 
купались в пруду. За обедом молодые люди составили такой план: Кешавати 
выведает у старой ракшаси секрет жизни ракшасов, а там будет видно, что делать 
дальше.
Перед заходом солнца Чампа-дал опять усыпил Кешавати серебряным жезлом и 
спрятался в священном трилистнике. Потом повторилось то же, что и в первый 
день: с шумом возвратились сытые ракшасы, старуха вошла в комнату Кешавати, 
разбудила ее и заворчала:


— Ох-хо-хо, ух-ух-ух!
Чую, чую человечий дух!


— Что ты, бабушка, — сказала Кешавати, — тут нет другого человека, кроме меня. 
Возьми и съешь меня, если хочешь.
— Зачем мне есть тебя? — отвечала старая ракшаси. — Лучше я съем твоих 
недругов!

Она опять улеглась на пол, возвышаясь, как отроги Гималайских гор. Кешавати 
наполнила пиалу теплым горчичным маслом,
[41]
подошла к ней и сказала:

— Матушка, у тебя, верно, устали ноги? Дозволь я разотру их тебе!
Стала Кешавати растирать ей ноги и вдруг заплакала. Ракшаси слизнула упавшие ей 
на руку капли и почувствовала, что они соленые.
— Почему ты плачешь, дочка? Кто тебя обидел? — спросила она.
— Я плачу потому, матушка, — отвечала Кешавати, — что ты уже старая. И когда ты 
умрешь, меня съедят твои родичи.
— Когда я умру! Так знай, глупенькая, что ракшасы не умирают так, как люди. Их 
жизнь зависит от тайны, которую не знает ни один смертный. Ладно, так и быть, я 
открою ее тебе, все равно ты отсюда не выберешься. Слушай: на дне вон того