|
гда он придет, схвати его - и помиритесь. И отдай ему девушку - она
любит его, и он любит ее, а я дам тебе ее цену".
И везирь подождал до ночи и, когда пришел его сын, он схватил ею и
хотел его зарезать, но мать Нур-ад-дина позвала его и спросила: "Что ты
хочешь с ним сделать?" - "Я зарежу его", - отвечал везирь, и тогда сын
спросил своего отца: "Разве я для тебя ничтожен?" И глаза везиря напол-
нились слезами, и он воскликнул: "О дитя любви, как могло быть для тебя
ничтожно, что пропадут мои деньги и моя душа?" И юноша отвечал: "Послу-
шай, о батюшка, что сказал поэт:
Пусть и грешен я, по всегда мужи разумные
Одаряли грешных прошением всеобъемлющим.
И на что же ныне надеяться врагам твои и,
Коль они в почине, а ты по месту превыше всех?"
И тогда везирь поднялся с груди своего сына и сказал: "Дитя мое, я
простил тебя!" - и его сердце взволновалось, а сын его поднялся и поце-
ловал реку своего отца, и тот сказал: "О дитя мое, если бы я знал, что
ты будешь справедлив к Анис аль-Джалис, я бы подарил ее тебе". - "О ба-
тюшка, как мне не быть к ней справедливым?" - спросил Нур-ад-дин.
И везирь сказал: "Я дам тебе наставление, дитя мое: не бери, кроме
нее, жены или наложницы и не продавай ее". - "Клянусь тебе, батюшка, что
я ни на ком, кроме нее, не женюсь и не продав ее", - отвечал Нур-ад-дин
и дал в этом клятву и вошел к невольнице и прожил с нею год. И Аллах ве-
ликий заставил царя забыть случай с этой девушкой.
Что же касается аль Муина ибн Сави, то до него дошла весть об этом,
но он не мог говорить из-за положения везиря при султане.
А когда прошел год, везирь аль-Фадл ибн Хакан отправился в баню я вы-
шел оттуда вспотевший, и его ударило воздухом, так что он слег на подуш-
ки, и бессонница его продлилась, и слабость растеклась по нему.
И тогда он позвал своего сына Нур-ад-дина Али и, когда тот явился,
сказал ему: "О сын мой, знай, что удел распределен и срок установлен, и
всякое дыхание должно испить чашу смерти". И он произнес:
"Умираю! Преславен тот, кто бессмертен!
Я уверен, что скоро мертвым я буду.
Нет в деснице владыки смертного власти,
И тому лишь присуща власть, кто бессмертен".
"О дитя мое, - сказал он потом, - нет у меня для тебя наставления,
кроме того, чтобы бояться Аллаха и думать о последствиях дел, и забо-
титься о девушке Анис аль-Джалис". - "О батюшка, - сказал Нур-ад-дин, -
кто же равен тебе? Ты был известен добрыми делами и за тебя молились на
кафедрах!"
И везирь сказал: "О дитя мое, я надеюсь, что Аллах меня примет!" И
затем он произнес оба исповедания [64] и был приписан к числу людей бла-
женства.
И тогда дворец перевернулся от воплей, и весть об ртом дошла до сул-
тана, и жители города услышали о кончине аль-Фадла ибн Хакана, и запла-
кали о нем дети в школах. И его сын Нур-ад-дин Али поднялся и обрядил
его, и явились эмиры, везири, вельможи царства и жители города, и в чис-
ле присутствующих на похоронах был везирь аль-Муин ибн Сави. И кто-то
произнес при выходе похорон из дома:
"В день пятый расстался я со всеми друзьями
И мыли потом меня на досках от двери.
И сняли все то с меня, в чем прежде одет я был,
И снова надели мне одежду другую.
Снесли меня четверо на шеях в моленную,
И многие близ меня с молитвой стояли;
С молитвой нагробною, когда ниц не падают,
И все, кто мне другом был, о мне помолились.
Потом отнесли меня в жилище со сводами,
Где дверь не откроется, хоть кончится время".
И когда схоронили аль-Фадла ибн Хакана в земле и вернулись друзья и
родные, Нур-ад-дин тоже вернулся со стенаниями и плачем, и язык его сос-
тояния говорил:
"В день пятый уехали они перед вечером,
Когда попрощались мы - простились и тронулись.
И только уехали - за ними душа ушла.
"Вернись", - я позвал ее, - спросила: "Куда вернусь?
В то тело, где духа нет и крови иссякнул ток,
Где кости одни теперь гремят и встречаются?"
Ослепли глаза мои от плача безмерного,
И на уши туг я стал - не слышат они теперь".
И он пребывал в глубокой печали об отце долгое время и в один из
дней, когда он сидел в доме своего отца, вдруг кто-то постучал в дверь.
И Нур-ад-дин Али поднялся и отворил дверь, и вошел один из сотрапезников
и друзей его отца, и поцеловал Нур-ад-дину руку, и сказал: "О господин
мой, кто оставил после себя подобного тебе, тот не умер, и такой же был
исход для господина первых и последних. О господин, успокой свою душу и
оставь печаль!"
И тогда Нур-ад-дин перешел в покой, предназначенный для сидения с
гостями, и перенес туда все, что было нужно, и у него собрались его
друзья, и он взял туда свою невольницу. И к нему сошлись десять человек
и
|
|