|
Мы-то уж проведем зиму где-нибудь в другом месте. Даже если компания предложит
нам новый контракт. Благодарю покорно!
— Что за компания?
— Не могу же я тебе рассказывать всю историю от Адама и Евы. Впрочем, ты не
имеешь о них ни малейшего представления. Скорее всего, краснокожие и не
происходят от Адама. А компания есть компания. Компания — это такая компания,
которая хочет построить здесь железную дорогу. Вот нам и надо было промерить
этот кусок земли. Ты слышал что-нибудь о нас? Летом была прекрасная жизнь.
Бизоны, сотни, тысячи бизонов… Мы не могли никак вдоволь настреляться. Мы
только распугивали их. А у меня был негр на посылках, превосходный негр со
своим маленьким мальчишкой. Хитрые бестии, удрали. Малыш сбежал ночью, с
большим — другое дело: тут старый индеец сунул свой орлиный нос, ну, мне и
пришлось отпустить негра. Ну, хватит о них. Скажи лучше, как выбраться из этой
западни? Ты что-то все молчишь. Так мы далеко не пойдем.
Матотаупа рассматривал говорившего, как ребенок рассматривает удивительную
ящерицу.
— А куда хотят пойти белые люди?
— Индейский вождь, откровенно говоря, нам все равно, совершенно все равно, куда
мы придем, лишь бы там нашлось что-нибудь выпить и закусить.
— Где ваши кони?
— А это тебе надо спросить у проклятой песчаной бури, у вашей дьявольской
окаянной бури. Их куда-то унесло или засыпало песком — откуда я знаю. Ну, если
мы еще примемся искать этих коней, работки поприбавится. Ясно, поприбавится.
Матотаупа горько усмехнулся.
— Ясно, поприбавится, — повторил он на языке белого человека довольно отчетливо,
хоть и не совсем правильно, и обратился к индейцу, терпеливо переводившему
слова белого на язык дакотов, который, видимо, не был его родным языком:
— А где же ваши ружья?
— У черта на рогах, человек, у черта или у его бабушки! Тебе еще что-нибудь
надо знать? Изволь. Мое имя — Билл. Сейчас я землемер, а вообще
— разведчик, скаут, известный от Аляски до Мексики, победитель в двадцати
четырех единоборствах, двадцати шести лет от роду. Пока жив и еще не умер, но
близок к сумасшествию, в особенности после того, как наглотался пыли и песка в
этой проклятой стороне, где только песок и песок и ни капли бренди. Ну,
доволен? Или я должен тебе еще что-нибудь выложить, прежде чем ты соберешься
спасти нас из этой дыры?
— Об этом нам надо посоветоваться.
— Устроить совет?! О всемогущий! Я тебе скажу коротко и ясно: или ты, грязный
индсмен, проклятый краснокожий, выведешь нас из этого моря песчаных холмов, или
мы размозжим головы тебе и твоему вшивому мальчишке!
Индеец переводил слово в слово, как машина.
— Попробуй, — спокойно ответил Матотаупа.
— Нет, черт побери, это не поможет. Дьявольщина, как же с вами, краснокожими,
договориться?! Ну ладно, ближе к делу, что ты хочешь от нас?
— Патроны.
— Патроны?.. Хм, патроны… Ну, если уж иначе не идет… Какой калибр? Нет, подожди,
давай сначала выкурим трубку совета или трубку мира. Трубку мира, понятно?
— Давай выкурим.
— Наконец-то. Первое понятное слово я слышу от тебя, вождь индейцев. А патроны
ты не используешь, чтобы отправить нас на тот свет?
— Нет.
— Честное слово?
— Мое слово — это мое слово. Я не знаю, что такое ложь.
— О, ты невинный! Но ты еще научишься врать, а если до сих пор еще не научился,
так тем лучше. Итак — покурим.
Матотаупа слез с коня и не спускал с белого глаз. Харка остался сидеть верхом и
взял в руки узду коня отца.
Человек, представившийся Биллом, сел напротив Матотаупы, который тоже уселся на
землю. Церемония курения трубки в глазах индейца не имела особенного значения,
ведь у них в руках была обыкновенная, а не священная трубка. Билл не стремился
узнать имени собеседника и, разговаривая с Матотаупой, продолжал с шутовской
почтительностью величать его вождем. После нескольких затяжек и обмена
уверениями во взаимном согласии оба поднялись. Билл подошел к своим спутникам и
предложил собрать патроны, которые все равно не нужны, так как ружья они
растеряли.
Не все, кажется, были согласны с подобной сделкой, но Билл все-таки уговорил их.
Пока Билл собирал патроны, Харка еще раз припоминал все подробности разговора.
Билл сказал: «Грязный индсмен», «проклятый краснокожий». И Матотаупа с
иронической усмешкой невозмутимо перенес эти оскорбления. Почему? Старая
Антилопа умер, потому что оскорбил вождя. Этот коротконогий Билл и индеец с
пестрым платком болтают что им вздумается, а Матотаупа обращает на них внимание
не больше, чем на какую-нибудь мошкару. Да они и в самом деле ничтожества, эти
белые, и польза от них только одна, что Харка сможет получить патроны к своему
ружью.
Вернулся Билл, держа в руках с полсотни патронов. Два он дал мальчику, и Харка
тут же зарядил ружье. Калибр подходил.
— Вс„? — удивился Матотаупа.
— Конечно, вс„. С вас хватит. Да и не солить же вам их. Или вы хотите с нас еще
что-нибудь получить?
|
|