нужно было сначала выследить, затем убить; просушка и обработка кож также 
занимали очень много времени. Харка вместе с Четаном следили за типи Матотаупы 
и Солнечного Дождя. Они переползали от колышка к колышку, как только видели, 
что колышек ослабевает, заколачивали глубже и укрепляли его.
Шквалистый ветер не унимался, но наибольшую опасность представлял смерч. И он, 
кажется, уже возникал в вышине. Харка видел, как целое дерево с корнями и 
кроной закружилось в его объятиях, потом по горе покатился огромный камень, 
подточенный талыми водами. Возможно, он и оторвался, когда было вырвано дерево. 
Камень катился, подпрыгивал, ломал на своем пути деревья, и людям и животным 
оставалось одно — ждать, куда он свалится. С глухим грохотом он врезался в 
землю на самом краю луга, и все вздохнули.
С восходом солнца грохот и шум начали стихать, порывы ветра ослабли.
Матотаупа вспрыгнул на большой камень, так, чтобы все его могли видеть, и дал 
знак вернуться в стойбище поесть и приготовиться к походу.
После скудной еды бабушка Харки, мать Матотаупы, первой вышла наружу, отвязала 
растяжки, и полотнище затрепетало, как огромный флаг. Это послужило сигналом к 
снятию с места.
Девушки забрались на верх типи и развязывали кожаные бечевки, стягивающие 
верхушки жердей. Помогала разбирать типи и десятилетняя Уинона. Харка и его 
сверстники готовили коней. На вьючных коней пристраивали волокуши: две жерди 
перекрещивали концами и связывали на спинах животных, нижние концы жердей 
волоклись по земле. Между ними натягивали кожаные одеяла и на них укладывали 
имущество и усаживали детей, которые были уже не такими маленькими, чтобы 
путешествовать у матерей за спиной, но и не такими большими, чтобы ехать верхом.
 У индейцев не было фургонов: они не умели изготавливать колес.
У Харки и девятилетнего Харбстены были свои лошади, и вместе с другими 
всадниками они разъезжали вокруг вытягивающейся колонны. Женщины и дети ехали 
на вьючных конях. Во главе колонны встал Хавандшита — жрец, тощий, жилистый, 
чуть сгорбленный. Ему было уже за восемьдесят. Перед выступлением жрец произнес 
слова древнего моления о еде и мире для рода Медведицы.
Матотаупа — военный вождь, тронул своего Гнедого и выехал вперед, чтобы вести 
колонну через поваленный бурей лес в прерию. Предстояло еще переправиться через 
реку.
Харка знал, что брод находится несколько выше по течению, и, пока еще не 
установился строгий порядок, они с Четаном решили проехать вперед. Они быстро 
нашли брод и остановились, в последний раз осматривая местность, которую знали 
с самого раннего детства и которую они покидали на долгое время, а может быть, 
и навсегда. Новые места охоты — цель их путешествия — лежали на юге, далеко 
впереди.
Внимание Харки привлекло опустошение, которое произвел ветер на берегу реки. 
Гибкие ивовые кусты остались целыми, но молодое деревцо, поселившееся в пойме, 
вырвало с корнем, и вода собралась в образовавшейся яме. В ней что-то блестело. 
Так как время еще было, Харка поехал посмотреть, что это так ярко отражает 
солнечные лучи. Это был небольшой камушек, но он необыкновенно блестел 
желтовато-красным цветом. Харка соскользнул с коня и наклонился, чтобы получше 
рассмотреть находку, выковырнул его и сунул добычу в кушак на память о родных 
местах.
Колонна приближалась к броду как длинная змея, следуя за изгибами реки, а скоро 
голова колонны уже выходила из леса в свободные прерии.
Сильный ветер дул с северо-востока, он трепал волосы людей и гривы коней. В 
лицо путникам светило солнце, оно слепило глаза, а они жадно всматривались в 
неоглядную даль.
К полудню погода улучшилась, воздух стал кристально чист, а легкий ветерок чуть 
шевелил траву. Глухо постукивали неподкованные копыта по мягкой земле. Широкая 
долина, столько дней, недель и лет полная жизни, оставалась позади колонны. А 
Харка все думал и думал о пещере на склоне горы, которая тоже осталась позади.
Индейцы двигались весь день, и лишь поздно вечером были развязаны волокуши и 
поставлены типи. Все очень устали и, едва завернувшись в одеяла, заснули. Кони 
щипали высохшую перезимовавшую траву и искали свежие зеленые ростки, 
выглядывающие из-под земли. Собаки улеглись, плотно прижавшись друг к другу. 
Небо оставалось ясным, и хотя ветер утих, ночь была невероятно холодной.
Было уже за полночь, когда Харка проснулся. Его разбудил пронзительный крик. Но 
это был не военный клич. По военному кличу, к которому были приучены все дети, 
Харка инстинктивно схватился бы за оружие. Это было предупреждение об опасности.
 Значит, все же надо быть наготове. Нож у Харки, как и у отца, был даже ночью 
при себе. Лук и стрелы лежали рядом с постелью, и он взял их. Снаружи было 
неспокойно: лаяли и выли собаки, слышался топот и тревожное фырканье лошадей. 
Харка вышел из типи. Жеребец Матотаупы, привязанный у палатки, словно обезумел 
и рвался с привязи.
— Останься у мустангов! — крикнул вождь сыну, а сам исчез в направлении холма, 
поднимающегося на западе.
Несколько воинов последовали за ним. Харка заметил Солнечного Дождя и его 
младшего сына. А ему пришлось остаться охранять у палатки коня… Но надо было 
подчиниться. По поведению собак и лошадей Харка заключил, что поблизости 
голодные волки, и не мелкие наглые койоты, с которыми собачья свора быстро бы 
разделалась, а, видимо, большие серо-белые волки прерий, перед которыми собаки 
испытывали страх. Харка попробовал успокоить коня, взяв его за кожаную узду, 
обвязанную вокруг нижней челюсти, но жеребец был вожаком табуна и так рвался из 
рук, что его было не удержать за повод, и Харка решил сесть на него, чтобы, по 
крайней мере, если конь сорвется, оставаться на его спине. Харка прошел хорошую