воинов?
Нелегко было белому ответить на эти вопросы. Но совсем не потому, что запас 
слов у Курчавого и Чужой Раковины был не слишком велик. Трудность состояла в 
том, чтобы, отвечая мальчику, умолчать о многом, что ему еще рано было знать.
— Мой друг Длинное Копье жил вместе с частью племени шайенов в резервации, — 
начал он, взвешивая каждое слово. — Резервации — это такие земли, где должны 
жить индейцы. Белые люди отвели им эти земли. Ни один белый не может заходить к 
ним, не получив специального разрешения от Большого Отца белых людей, живущего 
в Вашингтоне. И ни один индеец не может без такого разрешения уйти с этих 
земель. Индейцы, живущие в резервации, не охотятся. Они получают еду от 
Большого Отца белых. Кроме того, они разводят домашних бизонов и выращивают 
съедобные растения. Они не ведут войн, и им не приходится совещаться, так как 
за них все решают белые люди.
— Вот там-то и не захотел остаться Длинное Копье?
— Да. Он слишком любит прерии. Я посетил резервацию, и Большой Отец разрешил 
мне взять Длинное Копье.
— Я понял, — сказал Харка и невольно припомнил горькую улыбку на лице шайена.
Длинное Копье, молодой вождь, покинул свой народ, потому что не хотел жить там, 
где люди не могут охотиться, бороться за свою жизнь, совещаться. Значит, есть 
такие места для краснокожих. Хавандшита однажды рассказывал о чем-то подобном, 
и Харка воспринял тогда это как сказку. А вот теперь он собственными глазами 
видел краснокожего, который жил в таком месте.
Художник заметил, какое тяжелое впечатление произвел на мальчика его ответ, и 
поспешил успокоить:
— Тебе, Харка, не надо бояться, что такая же судьба ждет и дакотов. Ваш великий 
вождь заключил договор с Большим Отцом белых людей о том, что земли вокруг Блэк 
Хилса и дальше до реки Платт и Миссури останутся во владении семи племен 
дакотов.
Харка вздохнул и, знаками поблагодарив гостя, отошел в сторону. Ему было очень 
обидно, что в разговоре пришлось прибегать к услугам переводчика, и он тут же 
попросил Курчавого обучить его языку белых и начать немедленно, с завтрашнего 
же дня.



Гризли

Через день после ухода охотников явился из дозора Шонка. Он поспешил к брату 
Матотаупы.
Шонка, Чужая Раковина и брат Матотаупы вскоре вышли из типи и созвали воинов. 
Оказывается, Шонка на расстоянии трех полетов стрелы к северу от Лошадиного 
ручья обнаружил следы медведя. Стойбище закопошилось, словно муравейник, на 
который бросили щепку. Но наступал вечер, и поход на медведя решили отложить на 
утро.
Мальчики остались спать в типи Чужой Раковины. Огонь был прикрыт, и ребята 
завернулись в одно одеяло. Чужой Раковины не было в типи. Он отправился 
охранять коней, и дети остались с женщинами. Курчавый и Харбстена крепко спали, 
Харка не мог уснуть. Он услышал шепот женщин. Отчетливо был слышен голос 
бабушки Пятнистой Бизонихи.
— Случится несчастье, — шептала она.
— Хуш, хуш! — и все четыре женщины прижались друг к другу, как испуганные птицы 
в гнезде.
— Медведь накажет нас!
— Хуш, хуш! — испуганно зашипели женщины.
— Дух медведя оскорблен!
— Хуш, хуш!
— Все, кто стрелял в его дух, будут им наказаны, поверьте мне!
— Хуш, хуш! — Женщины схватили друг друга за руки.
— Желтая Борода, Шонка, Харка, Харбстена, вся типи вождя!!
— Хуш, хуш, хуш!
— Замолчите, — громко сказал Харка.
Женщины смолкли, завернулись в одеяла и как будто заснули, только старуха 
продолжала бормотать что-то непонятное.
Посреди ночи вернулся Чужая Раковина, и старуха смолкла. Харка заснул. Сквозь 
сон он слышал, как поднялся ветер, барабанил по типи дождь.
Потом Харке показалось, что его кто-то разбудил. Разве никто не кричал? Снаружи 
только завывал ветер и лил дождь.
Чужая Раковина поспешил наружу. И снова раздался крик:
— Медведь! Медведь!
По шуму и крикам можно было определить, что хищник подобрался к табуну.
— Медведь! Медведь! Дух медведя пришел мстить! — закричали женщины в палатке.
Харка обернулся. Три девочки разгребали очаг и раздували пламя. Старуха стояла 
рядом и держала в руках разорванную картину с изображением медведя. На лице 
старухи были ужас и злорадство. В типи причитали женщины, а снаружи шумела буря.
 Через вход ворвался порыв ветра, и огонь затрепетал, заколыхалось полотнище, и 
показалось, что разодранный медведь шевелится. Слышались крики мужчин, 
прозвучали три ружейных выстрела.
Типи точно наполнилась привидениями. Курчавый начал что-то говорить на своем 
непонятном для Харки языке и делать какие-то таинственные знаки. Харке стало не 
по себе. Он весь сжался.