могла у нас поить ваших лошадей и брать воду, пока еще хватало воды для двух 
семей. Она вылечила мне лошадь, на которую я уже потерял надежду. Она кое в чем 
разбирается. Да, я бы посоветовал тебе не отпускать ее от себя.
«Куда это он клонит? – спрашивала себя Квини. – Он говорит так, будто бы ему 
принадлежит это ранчо, а я его дочь».
– Мы вот к тебе пришли, Квини. Я мог бы поговорить с твоим отцом. Но я решил 
лучше прийти сперва к своим соседям.
– На это и бензина нужно меньше, – заметила Квини.
Айзек не придал значения этому замечанию.
Тут говорящий умолк, и все семейство некоторое время пребывало в молчании. 
Потом матушка Бут увидела, что наступил момент, когда и ей можно вмешаться.
– Квини, через год этот дом будет прекрасен.
– Вы все тут говорите, словно Стоунхорна нет в живых, – сухо сказала Мэри Бут.
 – Но подумайте, какой он молодой и упорный парень.
Уши у Гарольда задергались: это у него была такая удивительная мышечная реакция,
 когда он сильно волновался. Матушка Бут посмотрела на Айзека, и ей стало 
стыдно.
– Я же ничего такого не сказал… у меня и в мыслях не было говорить что-либо 
подобное… Джо Кинг вроде был для нас добрым соседом, – упрекнул Айзек Мэри. – 
Действительно, лошади, которых он купил, без изъянов и. лучшей породы, и он 
отличный ковбой. – Айзек выпалил похвалу скороговоркой, и это прозвучало как 
надгробная речь, но в то же время и как наставление своему собственному сыну. – 
Во всяком случае, мы через Гарольда узнали, что Джо еще долго не появится, и мы 
пришли, Квини, сказать тебе, что ты никогда не останешься одна.
– Да, – добавил Гарольд, и его блуждающие вокруг фигуры Квини взгляды выдавали 
то усиливающееся, то угасающее вожделение, пробужденное новой надеждой. – Мы 
вместе ходили в школу, Квини! Ты была самой красивой девочкой, а я был рослым 
парнем и всегда защищал тебя и старался тебе помочь. Так должно быть и в 
будущем. Ты можешь на меня рассчитывать.
Так как молодая женщина все еще ничего не говорила и Айзек Бут истолковал это 
как согласие со всем сказанным, он поднялся, после чего поднялась, как один 
человек, и вся его семья. Четверо повернулись и направились к машине в 
традиционном порядке: Айзек, Гарольд, матушка Бут… нет, Мэри еще нет. Она 
чуточку задержалась в доме и шепнула Квини:
– Гарольд – койот. У Джо плохи дела.
Затем она поспешила, чтобы не показаться отцу своевольной, и своевременно 
заняла место рядом с матерью.
Гарольд развернулся и медленно поехал вниз. В общем, он был доволен. Через год… 
если он перестроит дом… отеческие заботы простираются далеко… он заслуженно 
завладеет красивой молодой женщиной, которую Джо заполучил в ту полную загадок 
ночь, – если это поражение скинуть со счетов, мир снова выглядит по-иному. Не 
возвращался бы Джо… К этому и Гарольд приложил свою руку.



НОВАЯ ГЛАВА

Для Квини теперь время шло как длинная цепь, двигающаяся в чужих руках, но все 
звенья которой она могла сосчитать. Жара усиливалась, небо оставалось 
безоблачным. Животные испытывали жажду, а трава больше не имела сил. Раньше в 
такое время стада бизонов уходили на север и запад, к зеленым лугам и лесам. Но 
теперь животные и люди были крепко привязаны, а драгоценные неисчерпаемые 
грунтовые воды резвились в трехстах футах под землей: колодцы были дороги, 
слишком дороги для индейцев.
За водой Квини проделывала теперь уже далекий путь на автомобиле, ведь колодца 
Бутов, лучше которого ни у кого не было, уже не хватало. Каждый четверг, когда 
она ездила верхом к горшечнице в поселок агентуры и помогала в работе, она 
привозила с собой домой наполненный мешок с водой. Каждый четверг она также 
заходила на почту и к секретарше суперинтендента и спрашивала, не было ли для 
нее письма.
Наконец однажды утром ревностная мисс Томсон раскрыла папку входящих и подала 
Квини письмо. На конверте не было ничего, кроме как «Квини Кинг», значит, 
письмо было запаковано вместе с другой почтой. Почерк Квини был незнаком, но 
может быть, Стоунхорн написал его левой рукой?
Она поблагодарила и взяла письмо с собой, не открывая. Она хотела быть при этом 
одна. Когда она выехала из поселка и оказалась в ничейной прерии, она без 
дороги поскакала к искалеченной сосне и уселась в ее тени. Там вскрыла она 
своим ножом конверт, вытащила из него белый листок и прочла: «28 августа. 
Агентура. Джо».
Оставалось еще восемь дней.
Квини убрала письмо в нагрудный карман, застегнула его, села на лошадь и, 
звонко вскрикнув, снова погнала ее.
Дома она перечла бабушке четыре слова, медленно, как пастор в кирхе читает 
священное писание. Бабушка долго сидела не шевелясь.
Потом они приступили к работе.
Вечером 27 августа Квини обтерла как следует автомобиль и пожалела, что не 
может полить его из шланга. Но все же, хотя и с большим трудом, она добилась, 
что машина стала такой же чистой и блестящей, как и у суперинтендента. Она 
вытрясла еще раз все одеяла, привела в порядок свежевыстиранную рабочую одежду 
Джо, проверила запас воды, которую они с бабушкой натаскали из разных